Сэм снова открыл ноутбук и стал записывать по порядку все, что ему казалось странным.
Действительно ли Грейс Костелло умерла десять лет назад? Если да, то кто выдает себя за нее? Если нет, зачем она вернулась на Манхэттен?
Как она могла раньше всех узнать, что Жюльет не погибла в авиакатастрофе? И откуда она знает, что я говорил Федерике на кладбище?
Что на самом деле означают ее слова о том, что она — «посланник»?
И в самом конце он написал:
Насколько эта женщина опасна?
Сэм снова попытался успокоиться и убедить себя, что все это было просто цепью совпадений. Все вместе эти события казались невероятными, но если рассматривать их по отдельности, то все поддавалось логичному объяснению.
Но были еще два вопроса, к которым Сэм без конца возвращался. «Почему появление этой женщины так взволновало меня и почему мне кажется, что она не лжет?» Этого он записывать не стал. Нет, он должен взять себя в руки. Должен разумно оценивать происходящее. Все это следует рассматривать с точки зрения медицины. Сэм взял диктофон, включил его и стал записывать:
«Доктор Гэллоуэй. Диагноз пациентки Грейс Костелло, составленный сегодня, двадцать четвертого января, на консультации в больнице Святого Матфея, до того, как она сбежала.
У пациентки выявлены симптомы психотического расстройства: бредовые идеи с мистическим подтекстом, неспособность адекватно оценивать реальность и другие существенные нарушения психики.
Пациентка явно одержима манией преследования. Уверена, что ею руководят некие высшие силы, обладающие практически безграничной властью.
Насколько я могу судить, в момент беседы Г. Костелло не находилась под воздействием наркотиков или алкоголя. Она довольно сообразительна, и очевидно, что маниакальные идеи не повлияли на ее способность рассуждать логически. Я не наблюдаю у нее ни апатии, ни кататонии.
Пациентка категорически не признает того, что больна. В настоящее время не проходит никакого лечения, соответствующего ее заболеванию, которое я определяю как параноидальную шизофрению в стадии обострения.
Тот факт, что пациентка не принимает нейролептики, заставляет опасаться, что она может внезапно перейти от слов к действиям и стать опасной».
* * *
Грейс Костелло вышла из больницы через один из служебных входов. Теперь она поднималась на север по Пятой авеню. Она чувствовала себя в безопасности, затерявшись среди туристов, слонявшихся мимо шикарных магазинов и ярко освещенных зданий. Конечно, некоторый риск все-таки был: в любой момент ее мог заметить кто-нибудь из бывших коллег. Но даже если бы это и произошло, они бы решили, что она просто похожа на их коллегу.
Нет, ей не о чем беспокоиться. Впервые с того момента, как она вернулась, Грейс позволила себе обратить внимание на то, что ее окружало.
Господи, как же ей нравилось жить и работать здесь! Нью-Йорк был самым живым городом на планете. Она знала все его кварталы, все улицы. Здесь все было особенным. Пятая авеню осталась такой же, как прежде. Все та же очередь, чтобы подняться на крышу Эмпайр-стейт-билдинг, два мраморных льва сторожат вход в Нью-йоркскую публичную библиотеку, витрины Тиффани сияют, как во времена Одри Хепберн, повсюду японские туристы, а сумки Луи Вуиттона по-прежнему стоят целое состояние.
Но что-то все-таки изменилось. Грейс не могла сказать, что именно. На Манхэттене стало чище, спокойнее, но дело было не в этом. Вокруг царила какая-то незнакомая атмосфера. Словно город чего-то лишился.
Дойдя до Сорок девятой улицы, Грейс повернула к Рокфеллер-центру, прошла через сад с шестью фонтанами и вышла на эспланаду, расположенную на одном уровне с улицей. Этот комплекс, выстроенный в стиле ар-деко, включал в себя четырнадцать небоскребов, здесь были свои парки, рестораны, торговые центры, даже своя сотня произведений искусства. Это был отдельный город внутри Манхэттена.
Грейс обошла Тауэр-плаза и вошла в кафе. Она села за маленький столик в углу, у огромного окна. Отсюда открывался удивительный вид на каток и знаменитого бронзового Прометея, несущего огонь сквозь струи воды, мимо разноцветных флагов.
Принесли меню, и Грейс вдруг почувствовала, что голодна так, будто не ела десять лет. Так, собственно, и было. Она медленно листала меню, восхищаясь огромным выбором пирогов и пирожных. Ей нравилось все: тирамису, маффины, брауни, вафли, булочки с корицей… В конце концов она заказала кофе латте и торт с тремя видами шоколада, хотя цены ее поразили. Семь с половиной долларов за кусок торта! Видимо, пока ее не было, мир сошел с ума.
Стоял прекрасный зимний день, холодный, но солнечный. Солнце отражалось от полированного льда на катке, заливало террасы, освещало фасады зданий. Грейс долго смотрела на детей, катавшихся на коньках, и чувствовала, как сжимается ее сердце. Она думала о своей дочери.
Каждый год в первый вторник декабря она водила Джоди смотреть, как вспыхивает иллюминация на огромной елке, установленной перед Рокфеллер-центром. Звезда года щелкала пальцами, и более двадцати тысяч лампочек зажигались одновременно. Это было великолепно. Джоди так любила все это, что Грейс и сама стала считать открытие рокфеллеровской елки лучшей нью-йоркской традицией.
Она порылась в карманах куртки. Бумажник был на месте, и в нем лежало то же, что и десять лет назад. Впервые после возвращения Грейс решилась взглянуть на фотографию дочери, и ее кожа тут же покрылась мурашками. Нет ничего более обманчивого, чем фотография. Мы думаем, что навсегда запечатлели счастливый момент, а на самом деле лишь прибавляем грусти, которой и так хватает в этом мире. Мы нажимаем на кнопку, а счастливое мгновение уже закончилось.
Грейс почувствовала, что на глазах у нее выступили слезы, и быстро вытерла их салфеткой. «Не время раскисать!»
У нее нет права поддаваться эмоциям. Ее послали сюда, чтобы она выполнила задание. Ее выбрали именно потому, что она была сильной, ответственной и дисциплинированной. Ее выбрали потому, что она была копом, а коп выполняет приказы.
* * *
В двух километрах от кафе, где сидела Грейс, Марк Рутелли патрулировал Центральный парк. Он остановил машину на Девяносто седьмой улице, там, где она пересекает парк, недалеко от баскетбольных площадок и теннисных кортов. С утра он уже опросил более двухсот человек, но так и не нашел никаких следов женщины, которая выдавала себя за Грейс Костелло. Разговор с Сэмом Гэллоуэем произвел на него такое впечатление, что он несколько раз просыпался ночью от кошмаров. Ему снилась Грейс. Она была жива и звала на помощь.
Конечно, он прекрасно понимал, что этого не может быть. Грейс умерла, он знал это лучше, чем кто-либо другой. Но достаточно было одного разговора, чтобы все снова поднялось на поверхность — сильные чувства, горечь, грусть…
У них с Грейс были непростые отношения. В то время Марк Рутелли пользовался у женщин большим успехом. У него была бездна обаяния и уверенности в себе, и, отправляясь с коллегами на субботнюю вечеринку, он редко возвращался домой один.
