— «Пер-стень-с-пе-чат-кой», — прочитал Чарли, сощурившись, чтобы разобрать буквы.
Джонатан кивнул.
— Когда я был еще совсем ребенком, в течение нескольких месяцев мой отец вдруг полюбил другую женщину: она работала в фирме, владеющей крупным брендом шампанского, и поставляла его в заведение.
— А?
— Эта любовь длилась более года. А так как в маленьких городках слухи распространяются быстро, они вели себя осторожно, чтобы сохранить свою историю в тайне, и им это удалось.
— Почему твой отец сделал это?
Джонатан опустил солнцезащитный козырек, чтобы полуденное солнце не слепило его.
— Почему мужчины обманывают своих жен? Почему женщины обманывают своих мужей? — Он оставил эти вопросы открытыми на несколько секунд, как будто размышляя вслух, а потом продолжил: — Есть множество причин, как мне кажется: исчезновение желания, страх перед старением, желание удостовериться в своих навыках соблазнения, ощущение, что приключение не будет иметь последствий… Это, наверное, вполне возможные объяснения. Я не могу сказать, что я оправдываю своего отца, но я и не бросаю в него камень.
— Так это не из-за этого ты с ним не разговаривал до самой его смерти?
— Нет, дорогой, это не из-за этого. У моего отца были другие недостатки, но, несмотря на его неверность, я никогда не сомневался в его любви к моей матери. Я уверен, что эта его измена доставила ему много страданий, но страсть — это как наркотик: вначале ты думаешь, что управляешь ею, но в один прекрасный день оказываешься вынужденным признать, что это она тобой управляет…
Одновременно удивленный и немного смущенный этими признаниями, Чарли странно посмотрел на отца в зеркало заднего вида, но Джонатан уже не мог остановиться:
— И наконец он «вылечился» от этой женщины. А через шесть месяцев после окончания этого любовного приключения не нашел ничего лучшего, чем признаться в измене моей матери.
— Зачем? — спросил мальчик, широко открыв глаза.
— Я думаю, он был зол и чувствовал себя виноватым.
Джонатан включил аварийку и остановился перед единственной бензоколонкой на старой заправочной станции.
— А что было потом? — спросил ребенок.
Джонатан взял в руки заправочный пистолет.
— Он умолял мать простить его. У них было двое детей, и он просил ее сохранить семью, но моя мать была убита этим предательством. Отец растоптал их любовь и разрушил все, что они построили. Она отказалась простить его и ушла.
— Одним махом?
Джонатан заплатил за полный бак и вернулся к машине.
— Твоя бабушка была такой, — пояснил он и тронулся с места.
— То есть?
— Она умела любить, была великой идеалисткой, восторженной и страстной. И вдруг она поняла, что человек, которого она любила больше всего на свете, обманул ее и сделал ей больно. Она часто говорила, что в отношениях двоих доверие важнее всего. Она говорила, что без доверия и любовь — это не любовь, и на данный момент я думаю, что она была права.
И тут Чарли вдруг заметил:
— Это похоже на то, что ты пережил с мамой.
Джонатан кивнул:
— Да, в течение многих лет мы с твоей мамой были словно один человек. Мы делили все, и наша любовь от всего защищала нас. Но однажды… Однажды любовь уходит… Мне нечего больше сказать.
Чарли грустно покачал головой, так как и ему нечего было сказать, и промолчал всю дорогу до самого дома.
9
Хорошо охраняемая тайна
Между ними существовала близость хорошо охраняемой тайны.
Маргерит Юрсенар
Сан-Франциско
Воскресенье
Сразу после полудня
Чарли открыл дверь дома и проскользнул в гостиную.
— Смотри, дядя Маркус! Я поймал две рыбы! Лежа на диване, ноги кверху, Маркус курил косяк, большой, как пакет с картошкой фри.
— Как-то странно пахнет, — заметил Чарли, почесав себе нос.
Маркус вскочил и поспешно спрятал свое курево, сунув его в цветочный горшок, стоявший на журнальном столике.
— Эй, эй, привет, малец!
Но Джонатан уже испепелял его взглядом.
— Сколько раз я повторял?.. — начал он.
— Хорошо, никто же не умер, — слабо попытался защищаться Маркус.
— Если не прекратишь свои штучки, рискуешь — запрещу тебе общаться с моим сыном! — Джонатан открыл все окна, чтобы проветрить помещение, в то время как Чарли достал из сумки-холодильника большого окуня и небольшую камбалу, которые еще шевелились.
— Они совсем свежие! — крикнул он, очень гордый своей добычей.
— Да, они не такие, как дядя Маркус… — предательски добавил Джонатан, заставив сына засмеяться.
Это была правда, ибо его компаньон имел собственное представление о том, что такое «воскресная одежда»: морщинистые брюки, разного цвета носки и футболка, на этот раз украшенная листом конопли на фоне ямайского флага.
— Хочешь какой-нибудь фрукт? — спросил Джонатан, укладывая в холодильник продукты, которые они купили по дороге.
— На самом деле я хотел бы, чтобы дядя Маркус сделал мне свой сэндвич-трио…
— М-да, — с сомнением проговорил Джонатан.
— Это делается так! — воскликнул Маркус, доставая ингредиенты из шкафа.
Облизываясь, Чарли взобрался на один из высоких стульев, окружавших бар.
Очень аккуратно Маркус намазал масло на кусок хлеба, уже посыпанного какао, затем нанес на масло слой сгущенного молока, а сверху покрыл все это толстым слоем кленового сиропа.
Чарли захрустел сэндвичем и с набитым ртом крикнул:
— Эшо шупершки, шпашибо!
Очень гордый этим комплиментом, Маркус приготовил себе такую же закуску.
— Я сделаю тебе тоже, Джон?
Джонатан открыл было рот, чтобы отказаться (и дело не в том, чтобы проглотить всю эту кучу калорий), но потом передумал. Зачем, спрашивается, отказываться от всех удовольствий и возможностей сближения с Маркусом и собственным сыном? В конце концов, его родственничек имел много недостатков, но он привнес немного радости и оригинальности в его дом. И самое главное, никто лучше его не мог заставить Чарли улыбнуться — ведь он, Джонатан, словно замурованный в своей печали, не выглядел отцом, о котором мог бы мечтать его сын.
— Давай, а почему бы и нет, в конце концов! — бросил он и присоединился к столу.
Он налил всем по чашке пуэра, а потом включил небольшой радиоприемник, настроив его на частоту, специализировавшуюся на калифорнийском роке. Трапезу они продолжили под звуки «Иглз», Тото и «Флитвуд Мэк».
