Под Новый год собираюсь разориться на ноутбук, в смысле — на складной компьютер, который ты называешь „книжечкой“. Очень удобная штука и совсем не тяжелая. И не очень дорогая. С учетом моей экономии на жилье можно себя побаловать.
Прошу тебя, мама, не думать, то есть не подозревать, что я чего-то не договариваю. И переживать за меня не надо. У меня действительно все хорошо, я не вру и не хорохорюсь. Хорошие люди кругом, хорошая работа, хорошая зарплата, все у меня хорошо. А что живу в больнице, так это только к лучшему. Деньги экономлю и время — на работу добираюсь за полминуты, а некоторые по полтора часа на дорогу в один конец тратят. Не хоромы, конечно, согласен, так это же не родной дом, а временное жилье, типа общежития. Много ли мне надо? И это я снова не хорохорюсь, а говорю все как есть, начистоту. И вообще, я тебя очень серьезно предупреждаю, мама (не помню, уже в какой раз), в отношении этих твоих переживаний. От переживаний и давление поднимается, и сердечный ритм нарушается, и пищеварение расстраивается… Когда шутят, что все болезни от нервов, то не очень-то и преувеличивают. Так что заканчивай со своими переживаниями, пока они тебя не доконали. Станет скучно — лучше звони мне, поболтаем о том да о сем. Лучше на телефонный разговор десять рублей потратить, чем сотни на лекарства спускать. А до этого рано или поздно дойдет, если не взять себя в руки. Вспомни хотя бы Валентину Митрофановну, аптекаршу. Она вот так переживала-переживала за своего Сашу, переживала-переживала, да до инсульта и допереживалась. Я не пугаю, а просто хочу, чтобы ты осознала вред этих беспочвенных переживаний. А хочешь — приезжай в гости, посмотришь сама, как я тут, в Москве, устроился. Заночевать у меня не получится, в этом, наверное, единственный минус моего жилья, но можно приехать утром, а вечером уехать. Поспишь две ночи в поезде, под стук колес, ты же всегда говорила, что тебе нравится в поезде спать. Приезжай, увидишь, как я живу, какие люди вокруг. По центру погуляем, вкусностей каких-нибудь поедим… Вот пишу и вижу, как ты читаешь эти строки и сразу же начинаешь вздыхать насчет того, что билеты дороги. Приезжай и о билетах не думай, мне они по карману. Лучше один раз своими глазами увидеть, чем сто раз услышать или в письме прочитать. Подумай, а?
Перечитал письмо, кое-что надо бы вычеркнуть, для пущей ясности, да ладно уж. Вот такие мои новости.
Целую тебя, мама, крепко-прекрепко и так же крепко обнимаю.
Алексей.
PS. Чайник, который я привез, пользуй, не береги его, а то знаю я тебя, небось, когда меня нет, воду на плите кипятишь».
Игрушечные стрелы Купидона
«Все на борьбу с Деникиным!» — бросил однажды клич Ульянов-Ленин. Не прошло и года, как генерал Деникин ушел в отставку и эмигрировал.
«Все на борьбу с курением!» — призвало Министерство здравоохранения, тогда еще называвшееся Министерством здравоохранения и социального развития. Призыв был услышан всеми подчиненными учреждениями (а попробуй-ка не услышь!), подхвачен (попробуй не подхвати!) и немедленно воплощен в жизнь (попробуй не воплоти!).
Первый этап борьбы с курением в медицинских учреждениях переместил курящих из ординаторских и с лестничных пролетов в специально оборудованные помещения, оборудованные вентиляцией и средствами пожаротушения, то есть огнетушителями. В шестьдесят пятой больнице с помещениями для курения вышел небольшой конфуз. Заместитель главного врача по экономическим вопросам Цехановская предложила Александру Брониславовичу сделать вентиляцию только на бумаге, а сэкономленные таким образом денежные средства полюбовно разделить на троих. Третьим стал генеральный директор, он же владелец фирмы-подрядчика.
— Ну какой смысл в этой вентиляции? — картинно удивлялась Цехановская. — Можно же просто открыть окно! Зачем усложнять?
Александр Брониславович согласился — да, действительно, усложнять незачем. С учетом того, что курилок по больнице оборудовалось не одна и не две, а более двадцати (отдельно для персонала, отдельно для пациентов, чтобы не смущать ни тех, ни других), «вентиляционный» навар обещал быть впечатляющим.
Летом и осенью было еще ничего, а с наступлением холодов курящие начали то и дело простужаться, потому что из-за постоянно открытых окон в помещениях для курения стоял почти такой же дубняк, как и на улице. Разумеется, рост заболеваемости вызвал закономерное недовольство администрации.
— Заколотить в курилках окна! — распорядился Александр Брониславович.
Окна были пластиковыми, поэтому заколачивать их не стали, а закрыли и свинтили все ручки — фиг откроешь. Курилки превратились в задымленные «душилки». Здесь уже можно было не вешать топоры, а просто класть их плашмя. Курящий народ возроптал и начал предаваться пороку по туалетам. Главной медсестре поручили навести порядок. Та совершила парочку показательных рейдов-набегов, по результатам которых были уволены три медсестры и выписаны досрочно шестеро пациентов. Примечательно, что четверо из выписанных в принудительном порядке даже не доехали до дому, а вызвали «Скорую помощь» с ближайших остановок общественного транспорта и вернулись в только что покинутые отделения «долечиваться». Показав в очередной раз, что она работает на совесть, а не баклуши бьет, главная медсестра поручила контроль туалетов старшим медсестрам отделений и занялась другими делами. Старшие медсестры, и без того загруженные, что называется, «выше крыши», туалеты контролировали изредка и без особого рвения. В борьбе с курением наступило затишье. Кто-то дымил в курительных комнатах, кто-то в туалетах. Все курящие были довольны. Некурящие время от времени жаловались на задымленность туалетов, но быстро соглашались, что да, лучше уж пускай в туалетах пахнет дымом, нежели сами знаете чем.
Настал день, и столичный департамент здравоохранения, всегда старающийся идти на шаг-другой впереди министерства, запретил курение в медицинских учреждениях вообще. Тотально. Повсюду и везде. Как несоответствующее, идущее вразрез, противоречащее и т. п. Учреждения дружно ответили «Есть!» и немедленно ликвидировали все курилки. Александр Брониславович и его заместитель по экономическим вопросам немного заработали на демонтаже несуществующей усиленной вентиляции в курительных комнатах и их ремонте, реально выражавшемся в помывке стен и окон. Курящие сотрудники ушли в глубокое подполье, то есть курили в кабинетах и ординаторских, но тайно, всякий раз после процесса проветривая помещение или пшикая в воздух освежителем, антитабачным или еще каким. Сам Александр Брониславович даже пепельницу со стола не убрал. В конце концов, что дозволено Юпитеру (а каждый главный врач и есть Юпитер, только мелкого, учрежденческого масштаба), то дозволено. Правда, окурков на виду он старался не оставлять — после каждого перекура опорожнял пепельницу в корзину. Очень сильно наглеть и самому Юпитеру не стоит, ибо незаменимых нет.
Пациентам пришлось хуже. В палатах не покуришь — сразу заметят, в туалетах тоже — на запах дыма немедленно прибегали дежурные медсестры и устраивали скандал.
— Вы тут курите, а нас за это на квартал лишают! — орали они. — Прекратите немедленно! Сейчас скажем докторам — они всех вас повыписывают!
