— И вот эта самая повозка разит людей на большую даль? — с сомнением спросил князь Федор Ярославский у Боброка.
— Еще как разит, сам видел, — весело ответил ему тот. — Одна такая повозка в битве тысячи воинов стоит, а то и поболе.
— Иди ты… — не поверил Ярославский.
— Вот тебе и иди ты… — расхохотался Боброк.
Ослябя и Пересвет спешились, поднялись на холм, поклонились великому князю.
— Преподобный велел, великий князь, тебе свое благословение передать. — При этих словах Ослябя обернулся вполоборота и указал рукой на пушки.
Великий князь от полноты чувств не сдержался и, подойдя к монахам-воинам, обнял их и троекратно расцеловал. Поинтересовался:
— Почему без доспехов? Боярин Федор… — Дмитрий посмотрел через плечо, шаря глазами по толпе в поисках боярина Кобылы. — Боярин Федор, подбери-ка братьям доспех соответствующий.
— Слово Божье наш доспех, — сурово ответил Пересвет, а Ослябя, улыбаясь, пояснил: — До нас ни одна стрела не долетит, мы ведь воюем на расстоянии.
— А я думал вас в первую линию поставить, — улыбаясь ему в ответ, сказал великий воевода.
— Что ж, можно и в первую, — охотно согласился Ослябя. — Лишним шрамом на облезлой шкуре старого бойцового кобеля не запугаешь.
Бренко пошел вниз к пушкарям — указать место в лагере, где им расположиться. Великий же воевода с гордостью окинул взглядом раскинувшийся у подножия холма военный лагерь — плод его двухлетних забот и стараний. «Пожалуй, подполковнику Кубасову и не осилить такое, — мелькнула у него озорная мыслишка. — Теперь бы главную задачу решить — поймать эту сволочь Некомата».
Донесения о продвижении ордынского войска Сашка получал от своих разведчиков регулярно, правда, сегодня они что-то подзадержались. Все шло по заранее подготовленному плану. Сашка никому еще не говорил о плане битвы, кроме Адаша и Микулы, вместе с которыми он и был придуман. Сегодня вечером состоится военный совет. Вот там-то он его и объявит, хотя и не видит в том большого смысла. По-хорошему достаточно обсудить план с воеводами, которым предстоит его выполнять. Но большая политика и традиция требуют, чтобы на военном совете присутствовали и все князья, хотя в сражении их роль и полномочия, как правило, не поднимаются выше уровня обычного сотника.
Военный совет начался вечером в шатре великого воеводы. Кроме Дмитрия и Боброка Волынского присутствовали еще восемнадцать князей, воеводы Микула Вельяминов, Бренко, Грунок, Мозырь, дьяк Безуглый, боярин Кобыла, главный проверяющий Адаш и, естественно, великий воевода. Настроение у всех было приподнятое, предстоящей битвы ожидали с самым оптимистическим настроем — лицезрение собственной мощи настраивало на мажорный лад.
Великий князь сказал пару слов для затравки и предложил великому воеводе доложить свои соображения касательно плана предстоящей битвы. Сашка важно поднялся, выдерживая паузу, оглядел всех с высоты своего роста и только хотел начать речь, как за полотняной стенкой шатра послышалась какая-то возня, сопровождаемая громкой руганью. Дьяк Безуглый метнулся к выходу (его люди несли охранную службу) и выскользнул из палатки. Все, заинтригованные происходящим, напряженно молчали, сосредоточенно вперившись в опустившийся полог.
Безуглый появился в шатре через минуту. Его и без того худое, вытянутое и заостренное книзу лицо с бородкой клинышком побледнело и вытянулось еще больше. Глядя прямо на Сашку, словно в шатре он был один, Безуглый проговорил трагическим голосом:
— Разведка доносит, государь. Мамай переправился на левый берег Москвы-реки, вышел на Воронцовский шлях и стал там лагерем.
Это известие означало одно — Мамай, по своей ли воле, нет ли, нарушил существующую договоренность. Теперь подготовленный план сражения можно было выбросить в мусорную корзину.
— Это все? — спокойно поинтересовался Сашка, стараясь не демонстрировать окружающим своих чувств.
— Нет… Перед самой переправой к Мамаю присоединилось войско яицких казаков.
— А что князь Рязанский?
— Заплутал где-то в лесах…
— Подличает по обыкновению, — не удержался от комментария Дмитрий.
— Его десять тысяч воинов погоду не сделают ни нам, ни Мамаю, — заключил Безуглый.
— И сколько теперь людей у Мамая? Успели выяснить? — спросил великий воевода.
— Да, государь. Потому и задержались с донесением. Где-то около двухсот тысяч. Да князь Литовский с сорока тысячами в верховьях Москвы-реки стоит. Теперь Мамай двинется с ним на соединение.
— Нельзя им давать соединиться! — вскричал великий князь.
Приподнятое, праздничное настроение, царившее в шатре до этого известия, как-то разом сменилось на минорное.
— Переправляться надо сейчас, — уверенно заявил Боброк, — а утром выстроиться и ждать Мамая.
— Нельзя здесь переправляться, — возразил ему Микула Вельяминов. — В этом месте на том берегу сплошные болота. А Кузьмина Гать, продолжая мост, тянется аж до самого Воронцовского шляха. Мы по этой тропинке не только ночь будем переправляться, но и весь завтрашний день. Как раз Мамай подойдет и застанет нас за этим занятием. Вот смеху-то будет…
— Да уж… Плохой смех получается, — согласился с ним Бренко.
— Здесь переправляться не будем, — вынес свое заключение великий воевода. — Отсюда мы пойдем на Котлы. Это село выше по течению, — пояснил он присутствующим, большинство из которых не было знакомо с московской топографией, — и перейдем через реку по Крымскому броду. Там мы сможем переправиться быстро и без особых проблем. Адаш, подай-ка карту.
В том, что старый вояка не страдает отсутствием сообразительности, Сашка нисколько не сомневался, поэтому был уверен, что тот развернет чистую карту, а не ту, на которой был в деталях разрисован ставший уже ненужным план предстоящего сражения.
— Мы находимся вот здесь. — Он ткнул пальцем в надпись «Коломенское». — И идем вот сюда. — Он прочертил ногтем на карте линию до того места на реке, где было написано «Крымский брод». — Некоторые из вас уже переходили его, когда шли сюда. Дальше мы идем вдоль течения реки, пока не переходим Неглинку. Ни в коем случае нельзя позволить Мамаю захватить это укрепленное сооружение. — Сашка ткнул пальцем в значок, изображавший крепостное сооружение. Слово «кремль» он не стал употреблять намеренно, чтобы лишний раз не нервировать Дмитрия. — За ним начинается большое поле, которое и станет местом битвы. По нему протекает река Яуза, впадающая в Москву. А за ней — так называемый Красный холм. Если мы его успеем занять, то получим решающее преимущество над Мамаем. Выступаем завтра, едва начнет светать. — Сашка закончил свою речь, давая высказаться другим.
Сев на свое место и делая вид, что внимательно слушает говорящих, он незаметно поманил к себе дьяка Безуглого, а когда тот осторожненько, чтобы никому не помешать, приблизился, прошептал ему на ухо:
