— Да! — Вацлав склонил поверженно голову. — Вдохнул ты новую жизнь в орден, брат-командор! Хотя до сих пор в голове не укладывается, как паны, тот же Сартский, не попытались тебе воспрепятствовать. Ведь тисовые длинные луки и арбалеты под запретом!
— Так не крестьянам же их даем, а новым орденским «серым». — Андрей пожал плечами. — Все по закону — они несут службу, причем поголовную для молодежи, и потому имеют полное право на такое оружие. И ты, — он похлопал по плечу рыцаря, — на этих селян рассчитывай, да и словаки в случае чего помогут. У наших новых вассалов семь «копий», да ополченцев могут выставить до трех сотен. Последних мы взятыми угорскими луками и нашими арбалетами вооружим. Благо недостатка в них сейчас здесь нет — мы почти две сотни угров насмерть побили, пока сюда шли. С десяток возов оружием так нагрузили, что кони еле-еле поволокли.
Андрей усмехнулся краешками губ, глядя, как просветляется исхудавшее лицо брата Вацлава, что вступил в орден еще до Каталауна. Наверное, с той еще поры рыцарь не слышал столь приятных и обнадеживающих слов, подкрепленных делами, конечно. А так ну очень многое крестоносцам обещали церковники и местные светские владыки, вот только обещанного три года ждут по поговорке, а в жизни этот процесс может растягиваться по времени надолго, вплоть до вечности, которая, как в песне поется, у солдата впереди.
— И запомни, брат Вацлав, — Андрей остановился, как бы подчеркивая весомость того, что будет сказано вслед за этим, — хватит нам тут только отбиваться. Пора в наступление переходить! Твой замок в самом конце долины, так?! А в начале что?
— Там два замка, — рыцарь указал со стены на запад, — один в трех, другой в семи верстах. Пока словаки их держали, в долине более-менее хлеб растили. Но первый угры штурмом взяли, а второй пан Казимеж сам оставил и людей увел. Ему за горами пан Завойский под Старицей земли отдал.
— Подручным стал… — Андрей скривил губы в усмешке, а Вацлав на это пожал плечами, как бы заметив: «Зачем осуждать человека, что десять лет в одиночку держал вход в долину? Он выбрал для своей семьи жизнь, пусть и придется ему ходить в панских приживальщиках».
Но ответил рыцарь иное:
— У нас просто нет сил. В замке со мною только девять воинов, старик да брат с сестрой, совсем молодешеньки приблудились. Даже с помощью, что ты обещаешь, мы те два замка не удержим. Тем паче один долго восстанавливать придется, да и второй не в лучшем виде — ворота выбиты, башня частично порушена уграми.
— Хреново! Но попробовать нужно, — только и ответил Андрей. — В горах народ теснится без толку, жрать нечего, голод за глотку возьмет, если не в этом году, то в следующем. С Белогорья много не навозишь, да и денег у нас почти нет. Помощь вряд ли будет, ну, может, несколько рыцарей в орден вступят. А потому, брат Вацлав, нужно надеяться только на себя, на свои ресурсы… И думать… Хорошо думать, как все устроить…
Андрей отвернулся и надолго замолчал. Говорить дальше было не о чем — ничего хорошего в будущем орден не ждало. Так, трепыхание долгое, что и конвульсиями не назовешь, но и полноценной жизнью тоже. Борьба за существование, короче, и тяжкий камень на шее в виде закарпатских земель, что живьем поедаемы воинственными и многочисленными уграми.
Молча стояли рыцари на башне — Вацлав не мешал размышлениям командора о делах, Андрей же с напряженным вниманием следил за Милицей, что вышла прогуляться во двор, погреться в последние теплые деньки уходящей осени. Ведь ее ждет холодная зима в каменных замковых стенах…
— Забери пани с собой, брат-командор! — Вацлав словно прочитал его мысли, но голос был просящим. — Не гоже Милице в нашем замке зимовать, зачем ей здесь страдать, да и нам тоже…
— То есть как это понимать прикажешь?
Андрей удивился сказанному, и особенно тому, что рыцарь не договорил, умолчал. Лицо брата Вацлава внезапно ожесточилось — с таким видом обычно режут правду в глаза.
— Несчастье она одно приносит. Мыкается по замкам, как ей родичи в приюте отказать могут?! — Вацлав хмуро говорил, опустив голову и не глядя Андрею в глаза. — А горе-злосчастье следом идет — то замок угры возьмут, то еще беда какая-нибудь случится. В последнем, говаривали, после ее появления то ли мор случился, то ли еще какая напасть… Даже священник Богу душу отдал, а их и так мало у нас осталось… Не идет никто на верную погибель… Судачили о том, что он в нее влюбился и не смог побороть искушения… Прости Господи! — Вацлав торопливо перекрестился и, как показалось Андрею, еле удержался от того, чтобы не сплюнуть через плечо. — И замуж потому ее не берут — трижды выходила, и все супруги сгибли. Вот так-то, брат-командор! Забери ты ее от греха подальше. К пану Сартскому отправь, он ей дальним родичем приходится! Пусть приют даст…
При упоминании имени заклятого недруга голос Вацлава чуть задрожал от радости, а глаза сузились, будто несбыточное желание осуществилось — и теперь Сартскому придется расхлебывать все подлянки судьбы, что привезет ему несчастная пани.
— И прости, брат-командор! Уезжал бы ты отсюда поскорее. Мало ли что, вдруг угры на последний набег решатся. Замок, конечно, не возьмут, нас тут втрое больше стало, зато до снега сидеть в осаде будем. А зимой в горах тяжела будет обратная дорога в Белогорье. Ты там нужен, ваша светлость, а не здесь. Езжай, брат-командор, очень тебя прошу. Маятно у меня на душе, как бы что худое не вышло. Уезжай уже завтра, брат!
Вацлав с мольбой взглянул на нахмурившегося Андрея. И видя сомнение на его лице, усилил нажим:
— Сам тут справлюсь, невелики труды. Зато на сердце спокойнее враз станет. И пани Милицу забери с собою, нечего ей в нашем замке делать. Прошу тебя…
У Вацлава так жалобно задрожал голос, что Андрей осознал — рыцарь действительно будет чувствовать себя намного лучше, если он немедленно уберется из крепости.
Да и прав здешний комендант на все сто процентов — делать ему в этом «медвежьем углу» совершенно нечего. Так, произвел инспекторскую поездку, ознакомился с обстановкой на местах, пора и честь знать. И дела в Белогорье ждут, и опасно там — мало ли какая моча в голову пана Сартского ударит, хлопот потом не оберешься.
— Хорошо, — коротко ответил он, приняв решение. — Завтра я и мои люди уйдем из замка и с собой заберем паненку. Тебе оставим пять «синих» и полдюжины орденских арбалетчиков. Справишься?
— Да, брат-командор, — голос Вацлава задрожал от ликующих ноток. — Замок мы удержим, ведь вдвое больше воинов станет!
— А где сейчас брат Павел?
— Он в часовне убирается да в порядок ее приводит. — Вацлав махнул в сторону башни. — Мы там молимся всегда, но вот пастырской службы уже полгода не было. Хоть этот грех Господь воинам отпускает, но грешно и тягостно столь долгое время без исповеди и причастия воевать.
— Завтра и помолимся все, службу отстоим.
— Хорошо бы, брат-командор! — Вацлав искоса глянул на лицо Андрея и тихо спросил: — Когда ты к нам помощь отправишь?
— Как землю морозцем прихватит, брат Зигмунд фон Райтенберг обоз с продовольствием и фуражом сюда приведет, да я из Белогорья «синих» отправлю. Ничего, выстоим!
