— Подполковник Фомин. С кем имею честь? — Семен Федотович чуть прикоснулся ладонью к лихо заломленной бескозырке. Он прекрасно понимал некоторую нелепость своего костюма и смог обозначить свое отношение к происходящему маскараду улыбкой.
— Штабс-капитан Сухинов. Илья Антонович, — офицер попытался щелкнуть каблуками несуществующих на нем сапог и тоже чуть сконфузился.
— «Царский выпуск»?
— Никак нет, господин подполковник. На год раньше, в тринадцатом, выпущен из Иркутского военного училища.
— Сибиряк?! В каком полку служили?
— В 25-м Сибирском генерала Кондратенко полку, Седьмой Сибирской стрелковой дивизии. Был помощником командира пулеметной роты.
— Как в Перми оказались?
— По ранению. В городе родители жены живут, а я здесь отпуск после лечения проходил.
— Понятно. Осколками ногу нашпиговало?
— Никак нет! «Чемодан» рядом с блиндажом упал, и мне балкой колено сломало. Разрешите спросить, господин подполковник?
— Спросить завсегда можно, капитан, но вот только ответа может и не быть, смотря по обстоятельствам.
— С вами здесь находятся два германских офицера. Кто они, господин подполковник?! И что здесь делают?
— Хм, с чего вы взяли, что они германские офицеры? — вопрос несколько ошарашил Фомина, он лихорадочно просчитывал ситуацию, стараясь выбрать наилучший вариант.
— Я слышал немецкую речь, ваше высокоблагородие, — Сухинов тонко улыбнулся, видя замешательство Семена Федотовича, — тем более мне знаком парабеллум 08. Хотя на нем странное приспособление, которое нейтрализует звук выстрела. О таком я никогда не слышал, потому могу считать его особым секретом германской армии.
— А разве мало в русской армии служит природных немцев, — Семен Федотович все еще не пришел к определенному мнению, потому старался выиграть время. Ради этого он даже закурил очередную папиросу, хотя ему уже не хотелось дымить.
— У вас оружие в руках странное, господин подполковник. Я слышал об автоматических ружьях под пистолетный патрон, которыми вооружаются штурмовые подразделения германской армии на Западном фронте. К тому же сейчас раздавались звуки очередей, похожих на пулеметные, хоть и не такие громкие, как от «Максима» или «Льюиса». И гильзы на траве лежат знакомые, 7,63, маузеровские. Германцы ими широко пользуются, хорошо узнаваемая бутылочная форма, — штабс-капитан пристально посмотрел в глаза Фомина.
— Ну и какие выводы вы можете сделать, используя дедуктивный метод небезызвестного мистера Шерлока Холмса? — Фомин еще снисходительно улыбался, но под ложечкой неприятно заныло.
— Группа русских и немецких офицеров, с новым германским оружием, едет в Пермь, убивая встречающихся красных. А в городе находится великий князь Михаил Александрович. Вы хотите его вызволить из неволи? Так ведь?
Фомин бросил предостерегающий взгляд на «немцев», которых явно не устраивала чрезмерная, по их мнению, догадливость русского офицера. Тогда он решился на риск:
— Вы правы, капитан. Позвольте представить вам доверенных офицеров кронпринца Вильгельма-Фридриха, направленных в Россию для спасения его императорского величества Михаила Александровича, — Фомин специально выделил императорский титул и бросил обжигающий взгляд на своих. Те сразу подтянулись, что-то сообразив. — Ваш спаситель и вызволитель Германского Генерального штаба гауптман Андреас фон Путт. Извольте уважать этого смелого офицера и не помышляйте о продолжении войны. У нас один враг в это время, враг, одинаково опасный и для России, и для Германии. Ибо он несет крушение прежней жизни. К сожалению, в Германии немногие осознали, насколько опасен большевизм, и слишком поздно стали предпринимать меры, стараясь исправить положение. Ведь именно Германия выпустила год назад этого смертоносного джинна, который начал разлагать и ее армию, и народ.
— Данке шен, герр гауптман, — Сухинов четко наклонил голову, — я отдаю вам должное. Когда многие русские забыли о своем долге и присяге, вы стараетесь спасти русского императора. И я очень признателен вам за свое собственное спасение.
— Пустое, коллега. Не стоит благодарности. Я только выполнял свой нравственный долг. И скажу вам прямо — у меня есть веские причины воевать против большевиков.
Фомин испытал острое желание протереть глаза. За какие-то доли секунды прежний Путт исчез напрочь, и вместо него стоял аристократичный прусский офицер, с которыми он общался в двадцатых годах в Казанской танковой школе. И даже наклон головы гауптмана был такой же — чуточку снисходительный, с определенной долей превосходства. Одеть на него сейчас германскую форму вместо кожанки, вставить в глаз монокль и дать в руки стек — не отличит даже опытный контрразведчик.
И неожиданно Фомин понял — это раньше Путт лицедействовал. Теперь он предстал в настоящей, подлинной шкуре, из которой так и лезла спесь и голубая кровь длинного поколения предков, начиная от рыцарей-крестоносцев Тевтонского ордена братства Святой Марии и кончая лучшими офицерами германской армии времен Садовой и Седана.
«А ведь его отец служил в военной разведке Рейхсвера. А туда брали исключительно офицеров генерального штаба, элиту армии, — запоздало подумал Фомин и покачал головой. — Аристократ гребаный, но каков лицедей, театр по нему давно плачет!»
Только мысли пришлось сразу же отринуть, наступила очередь представлять Шмайсера, и Фомин решил несколько откорректировать его судьбу.
— Оберлейтенант Фридрих Шмайсер. К великому нашему сожалению, из-за морганатических обстоятельств сей доблестный офицер не может носить баронский титул, который мог принадлежать ему по полному праву. Но в своем дружеском кругу мы уже привыкли называть его бароном.
— Большое спасибо вам, барон, — Сухинов искренне, с неожиданной теплотой пожал руку Шмайсеру, даже хотел его обнять, но остановился.
Почему-то Шмайсер всегда притягивал к себе людей, относившихся к нему с искренней симпатией. Понятное дело, что враги не в счет, они имели совершенно иное мнение. Радист же принял новый для себя чин невозмутимо, с уверенностью трудяги-немца, что знает свое дело до мельчайших деталей, но совершенно невежественен в других областях.
Фомину даже показалось, что Шмайсер с нескрываемым облегчением отнесся к своему новому статусу «рыцаря, лишенного наследства». Судя по всему, аристократическая приставка «фон» с баронским титулом, которой щедро по любому случаю в «прошлой» жизни награждал его Путт, сильно тяготила его даже в шутейных разговорах.
— Господа, вы воевали на Восточном фронте или на Западном? — Не успел Сухинов задать этот вопрос, а Шмайсер открыть рот для ответа, как Фомин тут же вмешался.
— Господа офицеры провели всю войну в одной из африканских колоний. И лишь месяц назад прибыли оттуда.
Фомин улыбнулся несколько ошарашенным «немцам», а штабс-капитан, как ему показалось, вздохнул с нескрываемым облегчением. Да оно и понятно — психологически трудно дружить с человеком, который раньше мог воевать против тебя и твоей страны. А так — Африка, она большая, и почти все русские офицеры, за исключением очень немногих, которых можно пересчитать по пальцам, не имели абсолютно никакого представления о том, что же там всю войну происходило. Слишком далек от России Черный континент, да и боев там практически не было, так, гонялись друг за другом по джунглям немцы с англичанами. Какая уж тут война…
