— Мы в тюрьмах свыше тысячи человек расстреляли. Во внутренний двор всех выгоняли и из пулеметов! А там подростки, беременные женщины и старики вместе с мужиками стояли. Их в упор, а они все в крови, по двору бегают, кричат. Это страшно, так страшно!!!
Путт выкрикнул последние слова с надрывом. И минуту молчал угрюмо. Дышал хрипло, со стонами. Но собрался капитан, сжал нервы в кулак.
— Не выдержал я — плюнул на приказы из Абвера. Решил переходить, но вначале этих головорезов под танки подвел. И впервые в жизни радовался, когда их на гусеницы кишками наматывали. Нелюди это. Но перебежать к нашим… в Красную Армию, в смысле, не удалось — нас подхватила волна отступающих красноармейцев, и оказался я в лесу. Там переоделся в форму убитого сержанта, вовремя. Меня изловили, в строй поставили, танкистом. Хорошо, что танков не осталось, а то махом бы сгорел. А так даже толком не спрашивали. Одну ночь с ними был, а на вторую нас эсэсовцы сцапали. И все было так, как я вам всем рассказывал. Вот так попал из огня в полымя.
— А что ж не сказал, что ты из Абвера?
— Ага, нашел дурня. У меня в Германии дядьку в концлагерь загребли только за то, что на Адольфуса гадости говорил. Но это еще не все! Не знаю, слышал ли ты или нет, но не все разделяют политику Гитлера…
— Да это и так понятно! — Фомин улыбнулся. — Вы же, я имею в виду аристократов, презираете и ненавидите выскочку-фюрера и его прихлебателей. Заговоры, батенька, они неотъемлемая сторона жизни любого тирана. Вон, Сталин, зря ли в тридцатые года Чистку устроил? Даже мысли недовольные из голов выбил, куда уж там покушения…
— Вот и я о том же! — Путт тяжело вздохнул. — Эсэсманы проверять бы стали, и куда потом?! Вот с того дня я понял, что между СС и НКВД разницы почти нет. Что коммунисты что нацисты — идеология насквозь гнилая и кровавая. А потому пришлось мне в полицию подаваться и ждать. Через месяц в село вошли ремонтники и саперы. Тут я к ним и пришел. Сообщили, куда следует, и через неделю я свои полицейские тряпки снял и форму оберлейтенанта надел. Получил назначение при штабе группы армий «Центр», что на Москву шла. Весной сорок второго был направлен в специальную Абвер-группу при штабе второй танковой армии. Уже гауптманом…
— А в Локоть как попал? — Шмайсер потянулся за очередной папиросой.
— По приказу командующего этой армией генерал-полковника Рудольфа Шмидта, вернее, по его невысказанной открыто просьбе. Он мне не мог дать прямой приказ.
— Даже так? Зачем? — Фомин был удивлен и не скрывал этого.
— Для наблюдения и встречи с тобой, герр оберст. Вот так-то — Семен Федотович Фомин, он же подполковник РККА Онуфриев, он же Камков, он же Зауэр, он же Шуберт. Абвер был сильно расстроен, когда в сентябре сорок первого связь с вами была прервана. И мне отдали приказ найти вас любой ценой, не считаясь со средствами и усилиями. Вы как думали — сотрудничали с немецкой разведкой пятнадцать лет, дали массу полезной информации — и вот так просто пропасть?!
Шмайсер застыл соляным столбом. Рука с папиросой так и остановилась на половине пути ко рту. Он шумно сглотнул и откашлялся:
— Это… Может, я пойду? Если чего, свистните!
— Да ладно, раз пошла такая пьянка, сиди, барон ты наш самозваный! — Путт грозно нахмурил брови, но в глазах мелькнула усмешка. — Мы теперь все равно все в одной лодке!
Фомин растерялся на какую-то минуту — то, что он ожидал эти два года в тягостном настроении, случилось именно сейчас, в этой штольне, забитой трупами. В ином месте и в совершенно ином времени. Минуты хватило, чтобы просчитать необходимые варианты.
— Кто меня опознал?
— Полковник Шульц. Вы были инструктором в танковой школе КАМА в Казани в конце двадцатых и учили многих германских будущих генералов панцерваффе. О вас есть прекрасные отзывы, по крайней мере, трех из них, с кем я побеседовал. С той поры вы предусмотрительно не имели личных контактов, передавали информацию через «почтовый ящик». А знаете, почему вас так усердно искали?
— Догадываюсь, — неохотно буркнул Фомин.
— И главное — вы не просто бессребреник, ваша информация всегда оказывалась верной. Черпали ее из генштаба?
— Да. Там есть один мой старый знакомец, из прежних. И еще один, ссученный троцкист. Именно ему вы тридцать сребреников платили. Хотели, чтобы я абверовцам эти каналы передал?
— Не только. Как вы думаете, почему наш генерал так Локотский район опекал? Округ создал, всю власть русским передал и в их дела не вмешивался, немецкие войска полностью вывел. Берлином очень это не приветствовалось, вернее, даже отрицалось. Будь у нацистов возможность — они вашу самостоятельность прихлопнули бы на корню.
— Понятно. Но ваши нам и не помогали, только пару тысяч комплектов потрепанного обмундирования подкинули. И свои части на помощь бросали время от времени.
— Адольф не разрешал, сука бесноватая! Скажу одно — многие генералы вермахта порицают фюрера. Его бредни с лебенсраумом, сиречь жизненным пространством, и унтерменшами, «недочеловеками», так сказать, приведут Германию к поражению. Единственный выход из ситуации только в одном — превратить восточную войну в гражданскую. Но тут Адольф и сглупил.
— Многие этого и ждали. Ждали, что вы будете создавать русскую армию, передадите власть на освобожденных территориях русской администрации, — Фомин говорил угрюмо, выплевывая слова. — Сам видел, что немцев летом сорок первого почти повсеместно с радостью встречали. А потом им в спины стрелять стали. Почему, гауптман? А потому, что все наши ожидания вы прахом накрыли. Вернее, другим словом, сам знаешь каким! Вот потому-то я в Локоти жил и с вами контакты прервал. Германии нельзя верить!
— При чем здесь Германия? Адольф Гитлер еще не Германия, и многие его политику порицают, как я тебе говорил. Русские должны иметь свою армию — Рудольф Шмидт потому и разрешил создание РОНА. Да, не помогал, это было не в его компетенции и возможностях, но район-то в округ он превратил. И так ли была нужна его помощь?! Вы сами за год экономику оживили, народ землей наделили. Сами! Без помощи немцев свою армию создали, на свои же средства ее содержали и вооружали. И это в одном округе, где едва половина миллиона населения наберется. А если бы в масштабе всех освобожденных от красных территорий? И с нашей активной военной помощью? Миллионную русскую армию сформировали, если не больше. Я из численности населения исхожу.
Три миллиона, не меньше. Только пленных Вермахт взял чуть ли не два миллиона, и не меньше четверти из них на службу к нам перешли. В каждой немецкой дивизии во вспомогательных службах свыше полутора тысяч хиви служат. И хорошо служат. Командный состав? Я только с двумя пленными генералами говорил, и оба согласились с большевиками воевать, если Россию Гитлер независимой объявит. А сколько белых генералов и офицеров согласны с красными снова воевать, знаешь? В одной только Югославии 15 тысяч человек в Русский корпус записались.
— Не трави мне душу, Путт. — Фомин грустно покачал головой. — Гитлер по своей дурости и жестокости нас уже погубил. И Германию, и Россию. И думаю, другим народам достанется, когда Сталин на них свою лапу наложит. Поляки уже отведали его ласки, одна Катынь чего стоит!
