Путт с трудом поднялся, волоча ватные ноги, и зашагал в сторону дома. Тук! Гулко бухнуло сердце. Отсчитывая про себя шаги уходящего Путта, он внезапно вскочил, выдернул из земли нож и ударил Мойзеса в бедро. Тук! Тот скрючился от боли и заорал во все горло. Тук! Тук! Тук!
Глядя на согнувшегося Мойзеса, Фомин сначала опустился на корточки, а затем упал навзничь на спину. Медленно перевернулся, зарылся лицом в траву. Сгреб ладонями землю, почувствовал ее тепло, идущее в самое сердце, тихо прошептал:
— Спасибо тебе, Матушка-Сыра-Землица! Матушка нам всем родная, нас всех породившая!
Фомин еще мгновение полежал, ощущая, как тепло разливается по телу, не спеша встал. Мойзес лежал, совершенно обессилев, и только пожирал его ненавидящими, мутными от боли глазами.
Фомин решил не терять время, пока враг был безопасен, подошел к валявшемуся портфелю, присел перед ним и осторожно раскрыл. Деревянного идола не тронул. Из портфеля извлек сложенную в несколько раз черную ткань, размером с простыню, развернул ее на траве:
«Я так и думал! Каббала! — Фомин разглядел видимые следы мела на ткани, напоминающие пентаграмму. — Так и есть! В портфеле, конечно же, еще орудия!»
Затем достал затертую, с еле различимыми надписями на незнакомом языке, потемневшую металлическую чашу, даже, скорее, бокал с низкими бортами, на короткой ножке. Чаша ударилась о что-то твердое, издала тягучий протяжный звон.
«Ритуальный нож! Это что еще такое?»
Два маленьких полотняных мешочка, также испещренных символами, пентаграммами, так их определил для себя Фомин. В одном крупные серые кристаллы, скорее всего соль, в другом — пепел. Пробовать на вкус, равно как и прикасаться вообще, желания не было.
«Так! Еще тряпки… A-а! Балахон!»
На дне портфеля, завернутые в черный шелк, лежали еще какие-то, судя по тусклому блеску, металлические предметы. Их, немного подумав, Фомин доставать не стал. Спиной он ощущал взгляд Мойзеса, словно кто-то ледяной рукой проводил вдоль хребта. Ощущение было крайне неприятным, мурашки бежали по коже, но Фомин не боялся, что ему будет причинен хоть какой бы то ни было вред: нож, оставленный в бедре Мойзеса, забирал все его силы.
Все вынутое Фомин аккуратно сложил обратно в портфель. С собой взял лишь завернутого в черную простыню идола и соль. Мойзес уже затих, только еле слышно постанывал, закрыв глаза. Фомин присел рядом, рванул нож на себя, нехорошо так рванул, с разворотом кисти. Кровь, брызнувшая из раны темной тугой струей, хлынула на землю.
— Матушка-Сыра-Земля, прими кровь эту! Возьми эту жертву помимо воли ее в обмен на волю мою! Заклинаю тебя, рудушка-руда, свернись, сварись, спекись! Заклинаю тебя…
Мойзес проваливался в темную бездну.
— … как эта руда уходит в сыру землицу, уходит сила твоя…
Мойзес откинулся, потеряв сознание. Фомин вытер краешком черной простыни капли крови с лица, вытряхнул из нее деревяшку и разорвал ткань на полоски. Ножом взрыхлил землю, открыл мешочек, высыпал часть соли, тщательно перемешал ее с землей. Подцепил ножом часть смеси, стряхнул в кровоточащую рану Мойзесу и принялся перевязывать.
Остальную соль по кругу обсыпал вокруг Мойзеса, в изголовье ему воткнул нож. Из оставшегося лоскута черной ткани он смастерил кляп и засунул ему в рот. Сильно ткнул в перевязанную ногу, отчего Мойзес застонал и пошевелился.
— Хватит придуриваться! Я же знаю, что ты меня слышишь! Будешь еще делать? — Фомин внезапно почувствовал навалившуюся на плечи усталость. — Или поговорим как нормальные люди?
Мойзес кивнул.
— Я тебя предупредил! — Фомин вынул кляп изо рта.
— Ты накликал страшную беду! — Мойзес заговорил глухим голосом. — Ты прикасался к священным предметам!
— Ты еще не понял? Я здесь на своей земле, а дома, знаешь ли, и стены помогают! Сила твоя уходит, — он покосился на потемневшую от крови, несмотря на черную ткань, повязку, — на то, чтобы себя спасти! Не будешь же ты последнее на меня тратить? Верно?
Фомин выдернул нож. Мойзес затравлено поглядел на лезвие. Он молча начал чертить клинком вокруг Мойзеса, оставляя внутри уже насыпанную солью черту. Мойзес, приподняв голову, молча провожал взглядом Фомина. Очертив линию, нож вернулся на место в изголовье.
— Сильно же ты меня боишься, раз такую защиту поставил! — Мойзес оскалился. — Что ты от меня хочешь?
— Знаешь, даже сам не представляю! — Фомин пожал плечами. — А что ты можешь мне предложить?
— Ну! — Мойзес хмыкнул. — Денег хочешь? Не хочешь! Знания хочешь великие, тайны страшные изведать? Ладно, я серьезно! Я отдам тебе великого князя Михаила. Я дам тебе даже больше: я дам тебе время! Двух недель вам будет достаточно! Более того, я открою вам места для укрытия. Я дам всю информацию по ЧК — вы сможете освободить всех задержанных, а таких там немало, и всем грозит смерть. Я назову тайники — вы не можете не нуждаться в средствах. Я обещаю эти четырнадцать дней вас не трогать, эти места кроме меня никто не знает! Подумай. Убить меня можешь хоть сейчас, но погубите великого князя. Меня ждут в городе, через пару часов в ЧК могут принять меры. Что для вас важнее — убить меня или спасти императора?
— Говори!
— А в обмен, — Мойзес прищурился, — ты же не станешь мне лгать, что ничего не знаешь про Поганую Штольню!
— Какую Штольню? — Фомин искренне удивился.
«Так вот, значит, как она называется! Поганая Штольня!»
— А ты-то сам откуда про нее узнал?
— Мне товарищ… впрочем, вам его фамилия ничего не скажет, листы допросные давал читать, по долгу службы, так сказать! Они по своему профилю допрос вели, а клиент решил откупиться, значит, информацию выдать! А может, хотел завести их туда, как Иван Сусанин, а? — Мойзес поморщился. — Здесь, в этой части рудника якобы есть штольня, которая очень нехорошую репутацию имеет. Но найти ее я так и не смог! Матросня всю шахту облазила, сам пять раз спускался! Ничего! На карте, которую он на допросе нарисовал, вроде бы есть, а на месте — нет…
— Там осыпь должна быть, заложили ее давно!
— Ах, вот в чем дело! — воскликнул Мойзес. — А я-то думал!
— Ну, нашел бы ты ее! А дальше что? Использовать-то надо умеючи!
— Но вы же использовали? — Мойзес взглянул испытывающе.
— Да! — Фомин кивнул. — Но там только замок, а ключ, — он задрал рукав и сжал кулак, чтобы напряглись вены, — вот он! Девочек зачем замучил? Бесполезны их смерти были!
— Не скажи! Я шестерых принес здесь в жертву, — он покосился на деревянный идол, — седьмая нужна, и потом явился бы тот, кто осуществил бы мое желание и открыл бы мне тайное знание о той штольне! Великий и досточтимый Асмо…
— Не называй его имени!!!
— Властвует только ночью! Ты не бойся! — губы Мойзеса скривились в презрительной усмешке.
