Мехвод подтянул зажимную гайку сальника, проверил гайку штоков тормоза отката и накатника – ему не приходилось напоминать ничего, этот немногословный мужичок хорошо знал свое дело и понимал, что от качества проверки узлов танка зависит наша жизнь в бою.
– Отдыхаешь, лейтенант?
Лысый особист подошел неслышно. Индеец, блин.
Я подскочила.
– А скажи-ка мне, мил человек Константин Приходько…
И голос у него такой елейный-елейный… Прям бери и на хлеб мажь.
– Откуда тебе в голову эта мысль пришла – использовать «Валентайны»?
Я усердно выпятила грудь и даже слегка выкатила глаза – этакая пародия на идеального солдата. Остается только гарнуть «Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство!» Угу, гаркни-гаркни, тебя за использование дореволюционного обращения прям на месте и шлепнут. Из именного нагана.
Только почему он говорит – «Валентайн»? Все остальные у нас говорят «Валентин», даже Фомичев… Может, он… такой же, как я?! Да нет, что за дурня!
– Просто подумалось, товарищ капитан! Там кусты невысокие, тридцатьчетверку из-за них сразу видать было бы, а «ва…» «валентины» и ходят тише…Я ж на Валентине воюю, все его достоинства и недостатки…
Он сверлит меня взглядом; я прямо-таки погружаюсь в черные точки его зрачков.
– А кусты небось в бинокль разглядели…
– Так точно, товарищ капитан! В бинокль!
Он еще несколько секунд смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, потом непонятно говорит:
– Ну-ну…
И уходит, прямой, как будто проглотил штык.
Может быть, все-таки стоило рискнуть и попытаться открыться ему? Может, он и в самом деле – такой же игрок?
Эта мысль приходит мне в голову впервые – ведь где-то есть еще такие же игроки, как и я. Должны они как-то опознавать друг друга? Чувствовать? Ага, по запаху… А что, если использовать какой-то опознавательный знак? Только вот какой?
С другой стороны, чего это мне в голову пришла мысль, что особист может быть игроком? Ведь каждый игрок хочет воевать. Косить пулеметными очередями вражескую пехоту, давить гусеницами батареи… Что-то мне трудно представить себе кого-то, кто выбрал добровольно должность зампотеха, политрука или… ну, или особиста, к примеру. Но то, что мне трудно представить, еще не означает, что такого не может быть.
И вообще, насколько это реально с точки зрения игры? Ладно – сражения: они прописаны в соответствии с историческими реалиями, обычные геймеры просто «проходят», такие, как я, вживаются в реального человека и даже пытаются как-то влиять на события. Но, пожалуй, особистом – черт, чего это я прицепилась к особистам-то?! – любым «не танкистом» мог бы стать только тот, кого отправили надзирать за игроками…
Мысль, пожалуй, была слишком глубокой, но додумать ее до конца не получилось. Меня вдруг «потянуло»… Нет, слово «потянуло» не может выразить моего ощущения. Мне вдруг резко, катастрофически захотелось домой. В уютную квартиру. Чтобы понимать, что я сижу перед монитором, а рядом «надзирает» Виктор…
Нет уж, фиг вам! Не знаю, чего они там делают, чтобы повлиять на меня – слишком мало знаю об игре. Но таким образом вернуть сейчас «меня в меня» им не удастся. Вот не удастся – и все тут. Я еще никак на реальность не повлияла. Или – повлияла? Ведь, не предложи я подобраться к «тиграм» на «валентинах» – и… и это предложил бы кто-нибудь другой. Вообще в воспоминаниях было сказано, что автором идеи стал сам Фомичев. Впрочем, у хорошего начальника судьба такая: принимать ответственность на себя. И потом – отвечать по полной за идею – удачной она оказалась, или нет.
Стало быть, правильнее считать, что никакого «вклада в Победу» я пока не сделала.
И вообще, я всегда доигрываю до гибели своего реципиента, значит, и в этот раз будет то же самое. А если ему суждено прожить еще… Блин, а если и в самом деле – суждено дожить до Победы? Или даже – еще дольше?! Что тогда?! Я так и застряну тут, в этом времени и в этом мужском теле, с которым наконец-то почти свыклась?!
Блин, ну, что за идиотские мысли! Ты б еще задумалась над тем, что парню, в голове которого сидишь, после войны придется жениться. Все-таки дурехи мы, бабы, и мысли у нас дурацкие.
– …А? Как думаешь, командир?
Семеныч быстро вернул меня на грешную землю. Он собирался провести откат вручную, хотя на самом-то деле позаботиться о подготовке пушки к следующему бою следовало мне. Уж если взялась играть… Тем более, и не игра это вовсе, а самая настоящая жизнь.
Россия, недалекое будущее. Виктор
Дурная девица влезла-таки в сорок четвертый год. Когда Виктор обнаружил это, первой мыслью стало – взять да и выдернуть из шлема коннектор. Он уже протянул руку, взялся за шнурок и, кажется, даже немного потянул, но в последний момент отдернул руку. Так из игры еще никто не выходил, по крайней мере, он, Виктор, о таких случаях не знал. И экспериментировать над Натальей ему не хотелось. И не только потому, что она, как выразился шеф, являлась «ценным экземпляром». Правда, сам Виктор в ее «особой ценности» пока не имел возможности убедиться – играет и играет, как и все остальные; ну, продержался ее «расейняйский» КВ на сутки дольше, чем в реальной жизни, – вот, в общем-то, пока и все успехи. Нет, он просто пожалел девчонку.
Сидит вон, дуреха, губами шевелит… Как во время «слияния» со стороны выглядит он сам, Виктор не знал, но подозревал, что ничуть не лучше.
В облике девушки что-то настораживало. Только вот – что?
Присмотревшись, Виктор охнул. Он слишком сильно потянул за шнур, и разъем коннектора отошел… И при этом девушка продолжала оставаться в игре!
Такого не могло быть, но это было.
Он аккуратно поправил соединение; Наталья чуть дернулась и снова что-то забормотала.
Виктор вытащил из кармана мобильник. О том, что девушка осталась «внутри» даже при неподключенном мнемопроекторе, Анатолию Андреевичу следовало узнать немедленно.
Советский Союз. 25–26 марта 1944 года, район Каменца-Подольского. Наталья
– Ну, ты и горазд спать, браток.
Действительно, я заснула, сидя прямо на земле и прислонившись к танку, заботливо укрытая Семенычем – где он только раздобыл этот кожух?
Глаза не хотели открываться, но пришлось их заставить – разбудивший меня застыл скалой. Не уйдет ведь, пока не добьется своего… Зануда…
Я приоткрыла один глаз. Соседов. Стоит, покачиваясь с ноги на ногу, словно ждет чего-то. Только вот чего?
Я села ровнее, потерла глаза кулаками. А ведь снилось что-то очень важное, что-то, что обязательно нужно запомнить…
– Соседов, ты козел, – сообщила я, прекрасно зная, что Константин Приходько на моем месте с удовольствием высказался бы точно так же.
