Собеседник выглядел вполне миролюбиво, но я тут же ощетинилась.
– А я и не играю. Есть люди, которые знают, куда я пошла, так что если со мной что-то случится, вам не поздоровится.
Мужчина, запрокинув голову, захохотал громко и заливисто.
Он смеялся, утирая руками катящиеся слезы, а мне становилось все больше и больше не по себе. Что он из меня дуру делает! А может, я сама ее сделала из себя?
– Простите, – отсмеявшись, он вытер лицо платком. – Просто уж очень…
Что именно «уж очень», он объяснять не стал.
– Наталья, так что же вас сподвигло… на такой странный поступок? Ведь Виктор, как мне кажется, вам все довольно подробно рассказал – пускай и без деталей, но вам, милочка, детали эти и не нужны, вы их попросту не поймете. Так благодаря чему же он… исчерпал у вас кредит доверия, а? Зачем вы следили за ним?
– Может, вы для начала предложите мне сесть?!
Он улыбнулся.
– Конечно-конечно! Простите, Наташа, я сразу не сообразил. Вы ведь позволите называть вас просто Наташей?
Я промолчала. Можно подумать, от моего разрешения тут что-то зависит.
Отодвинула тяжелый стул – мебель тут была из настоящего дерева, качественная, что называется – сработанная на века.
– А меня зовут Анатолий Андреевич. Виктор вам обо мне рассказывал.
Последняя фраза прозвучала не вопросом, скорее утверждением. Конечно, рассказывал. И, конечно же, сразу побежал докладывать своему драгоценному шефу. Козел! И я – дура! Какого хрена я ему про Сильвестра выболтала? Был бы сейчас парень жив…
– Так вот, милая Наталья Всеволодовна Нефедова, мне хотелось бы знать, какой, гм, «зуб» вы имеете на моего сотрудника Виктора Терехина? И на меня лично? Не возражайте, я вижу, как вы на меня зыркаете. Как будто я у вас денег занял, а отдавать не собираюсь. Так зачем все-таки вы следили за Виктором?
Он неожиданно встал и довольно быстро подошел ко мне. Я невольно съежилась, потом быстро распрямила спину. Не хватало еще, чтобы этот упырь решил, что я его боюсь. То есть боюсь, конечно, но ему этого знать не обязательно.
– Наташ, что случилось?
Тихо так, доверительно. Прям добрый дедушка, блин.
Терять мне было нечего, и, глядя ему прямо в глаза, я поинтересовалась:
– Парнишку вы за что убили? Что он такого о вас узнал, что надо было лишать жизни человека, которому двадцати пяти еще не исполнилось?
Кажется, от моего вопроса он офигел – лицо отодвинул и недоуменно моргнул. Актеришка хренов!
– Наталья, вы себя нормально чувствуете?
Угу, просто превосходно! Как можно себя чувствовать, после того как обнаружишь труп своего знакомого в луже крови?
– Кого убили-то?
– А то вы не знаете, – пробормотала я, а в голову уже стали закрадываться сомнения: а может, этот самый шеф и в самом деле ни при чем?
Я рассердилась. Да ну, как это – ни при чем? Я попросила Сильвестра узнать об этой конторе, его убили – что тут еще, спрашивается, думать?!
– Так кого убили?
– Сильвестра…
Только сейчас я поняла, что не знаю даже фамилии хакера. Сильвестр – и Сильвестр, кажется, это все-таки было именем, а не ником…
– Только не делайте вид, что вы не знаете, кто такой Сильвестр.
– Я знаю, кто такой Сильвестр. – Он отодвинул стул и уселся рядом. – Не далее как вчера мы успешно отразили его хакерскую атаку на наши сервера, но… Послушайте, Наталья, а вы ничего не перепутали? Расскажите-ка мне все последовательно и, по возможности, внятно.
– Антончик? Приветствую. Это Вовк беспокоит. Прости, дружок, но у меня тоже срочное.
Интересно, он ко всем так? «Антончик», «милочка», «дружок»…
– Дело вот в чем. Убийство. По адресу…
Он прикрывает трубку рукой:
– Какой адрес?
Адрес, как ни странно, я помню – обычно запоминание у меня происходит «ногами», как называет это моя мама: я прекрасно помню, куда надо идти, но вот назвать улицу и номер дома не могу. Но почему-то адрес Сильвестра буквально отпечатался в моей памяти, хотя, кажется, на табличку я даже не смотрела.
Я называю, он повторяет.
– Да. Нет. Нет, что ты. Просто девочка одна зашла и увидела, и, боюсь, наоставляла там кучу следов. Да. Не знаю…
Он снова поворачивается ко мне:
– Как его убили-то?
Как? Застрелили. Только крови почему-то было слишком много. А может, ее всегда столько? Меня снова начало мутить.
– Девочка не может пока ответить… Понятное дело, она испугалась, и смотреть на такое не очень-то приятно. Ну, конечно, даст. Она у меня в кабинете. Только, Антон, поаккуратнее с девочкой. Она очень… э… ценный экземпляр, мы на нее возлагаем большие надежды… Конечно, будет здесь ждать. Под моим личным присмотром.
Ах, стало быть, я – экземпляр?! И меня, между прочим, никто не спрашивает, собираюсь я давать показания или нет! А вот…
Вспышка моя погасла так же быстро, как и возникла. Конечно, я дам показания – куда я денусь? И, по большому счету, мне следует сказать Анатолию Андреевичу «спасибо» – он только что сделал меня из главной подозреваемой свидетельницей. А то, что он отнесся ко мне так… утилитарно… Так я для него и в самом деле – предмет исследования, что в этом оскорбительного? Разве что ненароком возникшая ассоциация с лабораторной крысой. Так и в этом ничего зазорного нет: как далеко бы ушла наука, не будь у нее этих белых, хвостатых, бессловесных жертв. А я, во-первых, словесная, во-вторых, я тоже служу великой цели (по крайней мере на это очень хочется надеяться). А в-третьих, крыс-то никто не спрашивал, а я вроде как варюсь во всем этом по своей воле.
– И что?
Увлекшись размышлениями, я не заметила, что Анатолий Андреевич уже прекратил телефонный разговор.
– Что – что? – угрюмо буркнула я.
– Чего ты за Виктором-то следить стала? Решила небось, что это он твоего Сильвестра уконтропупил, причем из ревности? А?
Щекам стало жарко. Он что, меня за полную дуру принимает, что ли?! Хотя, кажется, дура я и есть…
– Согласен, дурацкая шутка. Я понимаю, ты решила, что мальчика грохнули мы, потому что он на нас какой-то компромат нарыл. Вот вроде неглупая ты девочка, Наташа, а ведешь себя, как будто тебе не двадцать четыре, а пятнадцать, честное слово. Во-первых, как я уже говорил, приятель твой сервера наши взломать не сумел…
– Ну, это еще неизвестно, – буркнула я себе под нос.
Анатолий Андреевич качнул головой, но на этот выпад не ответил.
– А во-вторых, чем, спрашивается, он мог нам навредить? Мы ничем противозаконным не занимаемся. Нету у нас в государстве, понимаешь ли, таких законов, которые запрещали бы производить наложение личностно-психологической матрицы. Просто потому, что, кроме нас, нашей конторы, никто этого делать не умеет. Так что, – он пожал плечами, – никаких резонов убирать его у нас не было. По всем законам мелодрамы мне сейчас полагается спросить: «Ну, что мне сделать, чтобы убедить тебя в том, что я говорю правду?!», причем тон выбрать наиболее патетический. Но мелодраму я не люблю, поэтому без всякой патетики заявляю: мне абсолютно наплевать, что глупая девочка Наталья Нефедова думает о моей конторе и обо мне лично. Может, грубо, зато правдиво. Если бы твой Сильвестр мог помешать делу всей моей жизни, я бы не только не колеблясь отдал приказ его убрать, но и, при необходимости, сделал бы это собственными руками. Заметь, я говорю не «убить», а «убрать», как убирают, скажем, перегородившее дорогу бревно.
