Понятное дело, я заинтересовалась. Почему это, спрашивается, в воспоминаниях немецкого танкиста Рауса об этом танке упоминается, могила экипажа имеется, а в официальных источниках, как советских, так и российских, об этом ни слова? Меня тогда это еще возмутило до глубины души.
Статей, посвященных легендарному экипажу, я нашла несколько. В одних утверждалось, что это был танк КВ-1, в других – что КВ-2. Но экипаж «единички» – пять человек, а нас тут шестеро. С другой стороны, сравнить трехдюймовку «единички» со стапятидесятидвухмиллиметровой гаубицей «двойки»… В какой-то из статей упоминалось, что танк «несколькими выстрелами уничтожил немецкую зенитку». Да КВ-2 надо было пальнуть всего один раз – в случае попадания, понятное дело.
Может, у нас в экипаже просто ребята с другого танка? Может, мы подобрали кого-то? Да нет. Нутром чую – мой это экипаж! Ну, не чую – знаю. А вот какой именно КВ почему-то все-таки не знаю…
Жаль, что я не могу посмотреть на танк снаружи. Угу, типа – снаружи я могу их отличить один от другого. Гы, а ты задай такой вопрос! Дескать, дорогой экипаж, не подскажет ли кто-нибудь командиру, в каком именно танке нам доводится воевать с немецко-фашистскими захватчиками! В психушку, конечно, не сдадут, за неимением таковой, но вот что не продержится танк в одиночку против целой немецкой танковой группы, если экипаж будет считать, что командир спятил…
Угу, снова меня в пафос потянуло. Да просто – неприятно это, когда тебя спятившей считают. Спятившим…
– Я говорю, название «Шяуляй» вообще на китайское похоже, – охотно повторил помощник заряжающего, после чего разговор снова заглох, и мысли опять вернулись к смерти моих «героев». Всем им суждено погибнуть, в лучшем случае – пасть от шальной пули, в худшем – гореть заживо в смрадном огне соляра.
Интересно, кстати, почему у нас все говорят «солярка» или «соляра», а тут «соляр»? Вон и Витек, цитируя неведомого мне автора, несколько раз использовал первый вариант и несколько – второй… Интересно, как там в оригинале звучало? И вообще, надо будет, когда Витька в очередной раз пробьет на цитаты, узнать имя автора. А что, я уже такой заправский танкист – пришла уже пора «приникнуть к первоисточникам».
– …склад горючки. Тут совсем недалеко.
Точно, в той статье, что я читала, упоминалось, что советские танкисты искали склад горючего неподалеку от Расейняя. Ну, что же, погибать мне уже не впервой, так погибну хотя бы с толком.
Никакого склада мы, впрочем, не нашли. А горючее тем временем подходило к концу. Наконец танк дернулся, двигатель обреченно чихнул и встал.
– Ах, ты ж, твою в…
Мехвод выругался – длинно и замысловато. Обычно я ругань не воспринимаю – просто смешно, когда интеллигентные мальчики из техотдела, выйдя покурить, обсуждают какие-то свои технические вопросы, вставляя матюки чуть ли не через слово. Не для связки, со словарным запасом у них, слава богу, все в порядке. Просто так. То ли они считают, что употребление ненормативной лексики придает им солидности, то ли еще что. Ну а в устах мехвода матерщина звучала как произведение искусства.
– Командир, все. Соляр – того…
Я кивнула. А что можно было сказать? Что я заранее знала, что мы застрянем здесь, на этой дороге, и будем в одиночку перекрывать дорогу всей четвертой танковой группе Вермахта? Блин, хорошо бы еще вспомнить, как моих ребят зовут. Погибать-то вместе, а погибать, обращаясь к своим товарищам по оружию по должностям или с помощью безликого «ребята» – как-то вдвойне глупо.
– Командир, мож, я того, сгоняю?
– Куда ты сгоняешь, дурья башка? – Это помощник заряжающего. Кажется, он самый старший из моего экипажа, и, похоже, даже старше моего аватара. Хотя почему «даже», похоже, лейтенант-то мой – самый младший тут.
– Ну, говорили ж, что тут неподалеку склад должен быть! – мехвод говорил быстро, родом парень явно откуда-то с северного Причерноморья.
– Должен, – флегматично подтвердил стрелок. Этот, судя по говору, латыш. Местные сказали – совсем недалеко. Только вот насколько это имеет смысл?
– Шо значит, не имеет смысла? – мехвод завелся с пол-оборота. – Это ж горючка! Ты сам понимать должен! Мы ж тут, как пугало посреди огорода! Как шиш на ровном…
– Хватит.
Мехвод сразу обиженно умолк – перечить командиру все-таки не стал.
– Никто никуда не побежит. Кто знает, где сейчас немцы? Так что, действительно, в этом нет никакого смысла.
– Так, товарищ командир, мы ж как прыщ какой торчать будем посреди дороги! По нам же влепят – и все, того!
– А так тебя одного схватят, и тоже «того», – вмешался молчавший до сих пор заряжающий. – Хороший ты парень, Колька, только жаль, думать совсем не обучен.
Колька обиженно засопел.
– А что, лучше будет, если фрицы тебя одного схватят да пристрелят? Уж погибать, так всем вместе
Колька бормотнул под нос очередной «пассаж», но согласно кивнул.
– Просто жалко ж… Не погибнуть – не считайте меня за труса, ребята, мне жизни не жаль положить, если только удастся с собой на тот свет фрицев побольше прихватить. Только ж не хочется себя рыбой на раскаленной сковородке чувствовать…
Эти ребята – молодые, между прочим, жизнь которых только началась, были готовы без колебаний отдать ее. Но с одним условием: чтобы не зря, чтобы побольше фрицев захватить с собой на тот свет.
– Ребята. – Я постаралась припомнить статью. – Мы, конечно, скорее всего, погибнем…
Как тяжело сказать слово «погибнем» вслух, прямо в эти глаза, глядящие, кажется, в самую душу. Я добавила «скорее всего», но это на самом деле был просто такой же «пассаж», как у Кольки-мехвода, и ребята прекрасно это понимали.
– Мужики, у нас два варианта. Мы можем оставить машину здесь, а сами попытаемся пробраться к своим. В этом случае мы тоже можем погибнуть, потому что, сколько здесь немцев и какие населенные пункты они уже взяли, мы не знаем. В этом случае у нас есть какой-то шанс выжить. А есть другой вариант. Мы остаемся здесь и блокируем дорогу. На нас прет четвертая танковая группа под командованием полковника Рауса.
Я осеклась. Это мне, живущей в двадцать первом веке, известно, что четвертая танковая группа шла на соединение с группой фон Зекендорфа. Что немцы не будут знать, что делать, потому что наш танк оборвал провода, и телефонная связь со штабом Шестой дивизии отсутствовала. Что, задержав группу Рауса, наш КВ тем самым не даст ей прийти на помощь второй танковой группе, которая понесет существенные потери, а потери нашей Второй танковой дивизии будут меньше. Что Раусу придется просить помощи у Зекендорфа, хотя группа последнего явно слабее и сама рассчитывала на помощь соседей…
А мне тогдашней (вернее, тогдашнему), наверное, не полагалось даже знать фамилий немецких командующих. И окажись где-нибудь поблизости сотрудник особого отдела… Впрочем, нет, какой еще сотрудник особого отдела?! Мы в танке, на несколько километров вокруг нет никаких советских солдат, кроме нас, нет – и не предвидится, так что в этом смысле я могу ничего не опасаться. К тому же ни мне, ни моим ребятам живыми из этой передряги не выбраться.
