Но с подступающим к самому горлу комком бороться все труднее и труднее, да еще и танк трясет так, что я едва удерживаюсь на подвесном сиденье, пару раз даже приложившись плечом о шершавую, выкрашенную белой краской броню… Интересно, будет синяк или нет? У некоторых ребят с коэффициентом пси-ассоциации выше девяноста такое случалось. Правда, у него жалкие восемьдесят три с половиной…
– Короткая! Огонь!
Вслед за щелчком в наушниках шлемофона оглушительно ахает танковая пушка. Казенник скользит назад, под ноги заряжающему летит дымящаяся стреляная гильза. Дз-зынь… Заряжающий, не дожидаясь моего приказа, запихивает в ствол новый снаряд, осколочно-фугасный, как и договаривались перед боем. Затвор сочно клацает, запираясь. Глухой удар. Прямехонько в лоб.
– Срикошетило, – озвучил мехвод. – Хотя по теории должно было бы пробить.
– По какой теории? – Судя по голосу заряжающего, он на взводе. Хотя все они сейчас такие.
– Геометрию учил в школе? – Веселится стрелок-радист. Этот в хорошем настроении всегда – Виктору пора уже привыкнуть, что он знает о членах своего экипажа куда больше, чем полагалось человеку, только что попавшему в чужое сознание. То есть он знает, что так и должно быть, а вместе с тем этот факт всякий раз продолжает удивлять.
– Если учил, то должен понимать, что такое катет, а что такое гипотенуза. У немцев броня вертикально расположенная, а нам против их снарядов – тьфу, и растереть. Так что ни по какой теории и не должно было. По статистике знаешь как? Восемьдесят девять процентов попаданий в верхнюю лобовую деталь абсолютно безопасны. А оставшиеся одиннадцать процентов приходятся на семьдесятпятки да еще более крупный калибр.
– А вот и ничего подобного!
Мехвод – человек интеллигентный, кажется, попросился на фронт из какого-то проектного института, а может, из учебного заведения. От него не то что матерщины – от него даже «черт» и «дурак» редко когда услышишь. Вот и сейчас вместо «ни хрена», которое Виктор и любой другой член экипажа использовал бы «для пущей выразительности» мехвод заменил безликим «ничего», которое в его устах уже не настолько и безлико звучит.
– Ничего подобного! Подкалиберные пятидесятые от тридцатьвосьмерки, да и от Т-III по тригонометрическим расчетам должны были нашу броню пробивать. А они – рикошетят.
– Считать твои фрицы ни хера не умеют! – задорно кричит в ответ заряжающий; настроение у него, похоже, резко улучшилось.
– Умеют-умеют, – успокаивает мехвод. – Кое в чем получше нас считают.
Он ведет танк очень аккуратно, словно и не прет сейчас по пересеченной местности, с размаху преодолевая немецкие окопы, давя гусеницами брошенное оружие, подмерзшие трупы и еще теплые живые тела, а едет по ровной бетонной поверхности.
– А ты что, за фрицев, что ли? – задорно кричит заряжающий, а стрелок тихо добавляет:
– И вправду, Коля, ты язык-то придержи. Не охота из-за твоего дурного языка без такого водителя остаться. Ты же знаешь Усачева – тому только повод дай.
Усачев – это их полковой особист, особо рьяно выискивающий среди танкистов «скрытых врагов трудового народа».
Рядом рвутся снаряды, от дыма слезятся глаза, а его бойцы дискутируют по поводу безопасности танка.
Заряжающий толкнул в казенник следующий снаряд. Заряжающий у него хороший, физически крепкий, а что еще надо? Работа его хоть и напряженная, но простая: толкнуть нужный снаряд в казенник да гильзу потом через люк выкинуть. Правда, еще нужно отличить бронебойный от осколочно-фугасного, но этому даже обезьяну можно научить… Странная мысль. Понятно, что командир – настоящий командир, не Виктор, – по какой-то причине недолюбливает своего заряжающего. За что?
– Х…
Заряжающий дует на обожженные ладони, потом плюет на них. Гильза горячая, и на ладонях у него застарелые следы ожогов.
– Командир! Фрицы пушку разворачивают!
Виктор едва успел глянуть в панораму. Немцы действительно разворачивали семидесятипятимиллиметровую PaK 40.
Бу-бух! Прямо в борт.
– Командир! Порощука убили!
Один взгляд на радиста, черного, похожего на обгоревшую тряпичную куклу – снаряд прошел прямо через него. Надо…
Додумать мысль до конца оказалось не суждено. Оглушительный удар, почти не смягченный шлемофоном, стон пробиваемого болванкой металла, сноп искр – и не дающая вздохнуть боль в груди. «Что, так быстро? Но ведь мы могли бы еще…» – он еще успел ощутить острую обиду, но уже в следующий миг провалился во тьму. А еще спустя секунду – но этого он уже не узнает – сдетонировал боекомплект…
Россия, недалекое будущее. Виктор
– Вить, я тебе уже звонил. Ты почему трубку не берешь?
Вот, блин, и в самом деле – четыре пропущенных звонка от шефа.
– Анатолий Андреевич, я… выходил, а телефон на столе остался.
Врать Виктор никогда не умел, вот и сейчас фальшь сквозила в каждом слове, хотя ведь по идее – все правда: выходил… из реала, и телефон на столе лежал…
– Прекрати лгать, Виктор, – в голосе шефа явно прозвучали металлические нотки. – Ты снова играл. Хотя я категорически запретил тебе делать это.
Сквозь стены он видит, что ли? Да нет, милый Витенька, ты просто давненько не бывал в родной конторе. А там – уйма молодых мальчиков. Умненьких и честолюбивых. Которые сделали программку, определяющую личность игрока по базовым пси-характеристикам – вот и все. Так что то, что ты заходишь в игру под чужим именем, что называется, «до Фени кари очи».
– Вить, я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. – Голос шефа звучит укоризненно. – Что я тебя вычислил благодаря специальной программке, верно?
Виктор молчал.
– Верно, – сам себе ответил шеф. – И ты не так уж сильно ошибаешься. Программа-то есть, но для того, чтобы определить, играл ты или нет, мне она не нужна. Я просто достаточно хорошо знаю тебя. Поэтому я говорю тебе еще раз: прекрати. Мы пока не знаем, чем это все может кончиться.
– Анатолий Андреевич, у меня ведь коэффициент низкий! И потом – я не так часто играю.
– Просто сделай, как я прошу.
– Анатолий Андреевич, а как же другие игроки? Если что-то может произойти – то и с ними тоже? Ведь люди играют куда чаще, а главное, куда эффективнее, чем я. Или… или стала доступной какая-то новая информация?
Ответа он не дождался – в трубке раздались гудки. Шеф отдал распоряжение и не посчитал нужным выслушивать его тираду.
Неужели действительно существует реальная опасность? Или шеф попросту не хочет, чтобы Виктор занимался «бесполезным времяпрепровождением»? В его случае большой пользы и в самом деле быть не могло из-за низкого коэффициента пси-адаптации.
Задумавшись, Виктор только спустя десять минут вспомнил, что так и не задал вопроса, что дальше делать с Натальей и объяснять ли ей, в чем на самом деле заключается смысл игры. Впрочем, торопиться пока некуда, и Виктор решил оставить все как есть.
