В один из таких вечеров, зайдя в кафе, он расположился за столиком, стоящим чуть поодаль от игорных столов, и застыл в созерцании мельтешения шаров и киев, как вдруг мимо его лица по высокой дуге пролетел кусочек мела, приземлившийся точно в его чашку. Вытерев брызги с лица, Саша посмотрел в сторону, откуда ему прилетел нежданный подарок.
У противоположной стены, мелко крестясь щеткой, стоял маркер, а на полу, закрывая лицо руками, скрючился какой-то человек. Вокруг него стояли еще трое. Натужно сипя, трио усердно пинало лежащего на полу человека. Со стороны дерущихся доносились азартные восклики: «Вот тебе за пропих! А это, чтоб вдоль борта не играл! А вот за финты тебе! За финты!»
В пяти шагах от них, в дверном проеме, соединяющем залы кафе, прикрывая лицо руками в непритворном ужасе, замерла белокурая девушка в темно-зеленом платье. Заметив, что Лопатин со своего места безучастно взирает на драку, незнакомка окинула его таким умоляющим взглядом, что он, до того не желавший вмешиваться в чужую ссору, решительно встал со своего места.
– Прошу прощения, господа! – произнес Александр, в то время как обломки высокого стула рассыпались вокруг одного из нападавших. – Мне кажется, что трое на одного, – это не по чести, – продолжил он под аккомпанемент падающего на пол тела.
Двое оставшихся на ногах резво отпрыгнули в стороны и развернулись к нему лицом.
– Я считаю, что подобные выяснения отношений правильней проводить один на один, – отчетливо произнес Лопатин, взвешивая в руке еще один стул. – А то что же получается, забьете человека до смерти и знать не будете, на ком смертный грех лежит. Так что трое на одного как-то не по-божески. Ну а коль вы моих слов не поймете, так я сейчас городового кликну, благо он на улице подле кафе стоит.
Его оппоненты, то ли сочтя аргументы достойными внимания, то ли опасаясь осуществления угрозы, связываться с ним не пожелали. Предварительно вывернув карманы у лежащего на полу человека, незадачливые бойцы покинули бильярдную, волоча под руки оглушенного товарища.
Увидев, что девушка, послужившая поводом для его вмешательства, покинула кафе, Саша проводил отступивших неприятелей взглядом и, подойдя к их жертве, протянул ему руку:
– Вставайте, сударь. Ваши враги уже ушли. Вам врача пригласить или сами оклемаетесь?
– Спасибо тебе, добрый человек, – небрежно, можно сказать, свысока, бросил ему парень, безуспешно пытаясь пристроить на место полуоторванный рукав некогда белой, а ныне очень пыльной чохи. – Ты этих несчастных от смерти спас!
– Простите, уважаемый, – очень неуверенно пробормотал Лопатин. – Но, насколько я видел, это вас убивали до смерти?
– Э-э-э… дарагой! – усмехнулся парень, расшатывая вышедшую из сустава челюсть. – Это пока я на полу лэжал, они жывые были! А как бы я встал, тут же бы их зарэзал!
Не зная, что сказать, Александр на некоторое время ошеломленно замер. Его собеседник, сочтя, что состояние подобно внешнему виду, а внешний вид вполне приемлем если не для визита к царю, то как минимум к губернатору, с видом человека, оказывающего величайшую милость, протянул Саше руку:
– Представыться хачу! Бакури Джавахов меня зовут! Так что тэпэрь никого не бойса, мэня тут каждый собака знаэт!
Лопатин, немного сомневаясь, что помимо собак его нового знакомца знает кто-то еще, назвав свою фамилию, на рукопожатие ответил и уточнил: – Коммерсант. Меха и масло. Надеюсь, с вами все в порядке?
– Канэчна! Со мной всэгда все в парадке! – Молодой человек, закончив отряхивать чоху от пыли, принял чрезвычайно горделивую позу.
– Прошу меня простить, если я невольно вмешиваюсь в тонкие материи, – слегка усмехнувшись, продолжил Саша. – Надеюсь, я не обижу вас, если поинтересуюсь, что послужило причиной конфликта?
– Эты опрычники мэня за мои убеждэния убит пыталис! – гордо вскинул голову Джавахов. – Я – анархыст и горжус этым!
– Тогда я счастлив, что помог вам. – Лопатин, сдерживая смех от подобного объяснения, отвесил легкой поклон. – Но, к сожалению, мы не можем составить знакомство. Я, конечно, всецело далек от анархизма, но две недели за него в Одесском тюремном замке отсидел…
– Падажды, дарагой! – хватая собеседника за локоть, воскликнул Бакури. – Ты нэ знаэшь, какое чудо анархызм! Ты, как вы русскые гаварыте, нэ рубы сгаряча! Прыхады на наш кружок, там такое вино… м-м-м… То ест там луди такие… умные луди… Посыдышь, паслушаешь, вина попьешь, патом сам решышь, па пути тэбэ с нами или нэт…
Так Саша оказался в Арчиховом переулке в кружке анархистов. Нельзя сказать, чтобы он стал приверженцем данного учения, но, как и обещал Джавахов, люди там собирались интересные. Правда, как правило, большей частью из абреков, то ли временно отошедших от дел, то ли просто скрывающихся от суровой длани закона. А уж вина и впрямь оказались выше всяких похвал.
С анархистами Лопатин общался около полугода. Раз в месяц он передавал в партийную кассу пятьдесят рублей ассигнациями, иногда оказывал однопартийцам разные мелкие услуги: пристроил племянника главы секции Гулбаати Давиташвили посыльным в одну из лавок своей фирмы да выделил десяток аршин шелка его тетушке для пошивки транспарантов. Правда, позднее он видел женщин из семьи Гулбаати в платьях из той ткани, но расспрашивать Давиташвили по этому вопросу не стал.
Несколько раз товарищи по кружку приносили в его дом пыльные стопки каких-то книг, но он никогда не рассматривал, что за литературу оставляли ему на хранение. Как-то раз Давиташвили приехал в его лавку и после краткого разговора совместно с Александром сопроводил к складу неприметную старую арбу, груженную чем-то тяжелым. Отперев ворота склада, Лопатин наблюдал за тем, как возница и еще один незнакомый ему парень сгрузили с телеги и перенесли в склад десяток длинных прямоугольных ящиков казенного вида. Когда же Саша сказал Гулбаати, что видел, как подобные ящики солдаты грузили в вагон на вокзале, Давиташвили хмыкнул, что, мол, у них добро и взяли.
Опасаясь возможных неприятностей, Лопатин на всякий случай скромно поинтересовался, насколько и чем может быть чревато хранение данных ящиков. Анархист, еще раз хмыкнув, снисходительно потрепал его по плечу, заверил, что все будет в полном порядке, и больше к данному вопросу не возвращался.
До конца августа ничто не предвещало бури: казенные ящики мирно пылились на складе, стопки с книгами – в квартире, когда ближе к вечеру во двор дома Александра вбежал племянник Давиташвили. Задыхаясь от бега, он поведал, что утром жандармы взяли Гулбаати, а час назад арестовали Джавахова и еще семь человек из их кружка, а теперь идут к нему, Лопатину, и что он, племянник, опережает их буквально на десяток-другой минут.
Понимая, что за хранение подозрительных ящиков на складе и не менее подозрительных книг на дому его по головке не погладят и теперь в случае ареста он двумя неделями в тюремном замке не отделается, Саша выпрыгнул в окно на задний двор, перемахнул дувал и понесся к оврагу в конце улицы. И только покинув окраину Тифлиса, он понял, что не взял с собой ни денег, ни сменной одежды, вообще ничего, что могло бы пригодиться ему в дальнейшей кочевой жизни.
