— Шаробейники? А это еще кто такие? — спросил совершенно сбитый с толку майор.
— Торговцы яйцами. Они ездят по фермам, скупают яйца…
— Все, понял! И что нам с этим делать?
— Можно испечь огромный торт.
— Том!
— Извини. Но город никогда не останавливается, понимаешь? Он не похож на поле боя. А для городских сражений лучше всего подходят поля сразу за стенами, где ничего не мешает.
— Это слишком большая баррикада, Том. И слишком защищенная. Мы даже не можем поджечь ее, потому что вслед за ней запылает весь город!
— Конечно. А еще наши трудности состоят в том, что мятежники ничего не делают. Просто сидят за ней, и все.
— Что ты имеешь в виду?
— Они поднимают на баррикады старушек, чтобы те кричали на наших ребят. Бедный сержант Франклин… Бабушка увидела его с баррикады и сказала, что, если он немедленно не прекратит, она всем расскажет, что с ним произошло, когда ему было всего одиннадцать.
— Но ведь наши люди вооружены, разве нет? — осведомился майор, вытирая пот со лба.
— Да, конечно. Однако мы настойчиво рекомендовали им не стрелять в невооруженных старушек. Мы же не хотим повторения Сестер Долли, верно?
Майор снова уставился на карту. Должен же быть какой-то выход…
— Кстати, а что случилось с сержантом Франклином, когда ему было всего одиннадцать? — спросил он машинально.
— Она так и не сказала.
Чувство величайшего облегчения вдруг нахлынуло на майора.
— Капитан, ты вообще понимаешь, с чем мы столкнулись?
— Уверен, ты сейчас со мной этим поделишься.
— Конечно же, Том, конечно! Это политика, Том. А мы — солдаты. А политика — дело тех, кто стоит над нами.
— Правильно. Отличная догадка!
— Найди какого-нибудь нерадивого лейтенанта и пошли его с донесением к их светлостям, — велел майор.
— Не слишком ли это жестоко, сэр?
— Конечно жестоко. Это ведь политика.
* * *
Лорд Альберт Силачия недолюбливал балы. Слишком много политики. А уж этот бал раздражал его даже больше прочих, потому что приходилось пребывать в одном помещении с лордом Ветруном, которого он в глубине души считал Дурным Типом. В личном словаре лорда Силачии не было более сурового порицания. К тому же, избегая встречи с Ветруном, он пытался одновременно избегать лорда Вентурии. Их семьи уже много лет сердечно ненавидели друг друга. Что за историческое событие положило начало вражде, лорд Альберт точно не знал. Но это определенно было нечто значительное, потому что только идиоты могут веками ненавидеть друг друга из-за какого-то пустяка. Если бы Силачии и Вентурии были горными кланами, они враждовали бы не на жизнь, а на смерть: кровная месть, похищение скота, все дела. Однако отпрыски двух наиболее влиятельных аристократических семейств в городе не могут себе такого позволить, им приходится всего лишь проявлять подчеркнуто ледяную, полную злобы вежливость в тех случаях, когда бурление сливок общества сталкивает их друг с другом.
И вот сейчас, двигаясь по тщательно просчитанной орбите, которая позволяла ему миновать наиболее опасные политические зоны этого гнусного бала, лорд Альберт Силачия вдруг столкнулся нос к носу с лордом Чарльзом Вентурией. Лорду Альберту была неприятна сама мысль о том, что где-то тут ходит лорд Вентурия, не говоря уже о том, чтобы вести с ним светскую беседу за бокалом довольно посредственного вина. Однако скрытые бальные течения не оставили ему никакой возможности избежать разговора без того, чтобы не показаться невежливым. Согласно этикету, принятому в высшем обществе Анк-Морпорка, позволительно унижать друзей, как и когда вздумается, но проявить невежливость по отношению к своему злейшему врагу есть верх неприличия.
— Вентурия… — произнес лорд Альберт, поднимая бокал на точно отмеренную долю дюйма.
— Силачия… — ответил лорд Вентурия, делая то же самое.
— Мы на балу, — сказал Альберт.
— Несомненно. Вижу, ты стоишь.
— Несомненно. Ты, как я вижу, тоже.
— Несомненно. Несомненно. К слову, я заметил, тут это весьма распространенная позиция.
— Несомненно. Однако нельзя не признать, что горизонтальное положение не лишено определенных преимуществ, когда речь идет, скажем, о сне, — отозвался Альберт.
— Именно так. Тем не менее здесь это невозможно.
— О, несомненно. Несомненно
[9]
.
С другого конца бального зала к ним быстрым шагом направилась дама в платье глубочайшего лилового оттенка, улыбкой прокладывая себе дорогу.
— Лорд Силачия? — вопросила незнакомка, протягивая ручку. — Я слышала, вы блистательно выполняете свой славный долг, защищая нас от толпы!
Его светлость, будучи поставленным на светский автопилот, напряженно поклонился. Он не привык общаться с напористыми женщинами, а перед напором этой дамочки отступил бы кто угодно. Однако все безопасные темы разговора с Вентурией были исчерпаны.
— Боюсь, вы слишком любезны со мной, сударыня, и я вряд ли смогу ответить вам тем же… — пробормотал он.
— О, конечно же сможете! — воскликнула Мадам, одарив лорда Силачию такой лучезарной улыбкой, что он забыл вникнуть в смысл ее ответных слов. — А кто этот импозантный военный? Ваш товарищ по оружию?
Лорд Силачия оказался в крайне затруднительном положении. Его воспитание требовало сначала представить мужчину даме, а эта улыбчивая особа не сообщила своего…
— Леди Роберта Мизероль, — представилась она. — Все называют меня Мадам, но моим близким друзьям позволено звать меня Бобби.
Лорд Вентурия щелкнул каблуками. Он соображал несколько быстрее, чем его «товарищ по оружию»; кроме того, жена держала его в курсе последних сплетен.
— Должно быть, вы и есть та загадочная гостья из Орлеи, — промолвил он, принимая протянутую для поцелуя ручку. — Я столько о вас наслышан.
— Надеюсь, только хорошего? — спросила Мадам.
Его светлость окинул взглядом зал и убедился, что его жена с кем-то оживленно болтает. По собственному горькому опыту он знал, что ее супружеский радар способен зажарить яйцо на расстоянии в полумилю. Но шампанское было такое вкусное.
— По большей части дорогого, — сказал он.
Вышло не так остроумно, как хотелось бы, однако Мадам засмеялась. «Может, острота все же удалась, — подумал лорд Вентурия. — Да, шампанское действительно превосходное…»
— Женщине приходится добиваться своего любыми средствами, — улыбнулась она.
