— Извини, — сказала Игорина.
— Ты помолишься за него, Уолти? — попросила Полли. — Боюсь, нам не обойтись без чуда.
Уолти послушно закрыла глаза и сложила руки, а потом застенчиво сказала:
— Герцогиня говорит, что это сложнее индейки.
— Уолти, — сказала Полли. — Ты действительно…
Она замолчала, когда оживленное маленькое личико обратилось к ней.
— Да, — ответила Уолти. — Я действительно разговариваю с Герцогиней.
— Помнится, я тоже с ней разговаривала, — огрызнулась Холтер. — Когда-то я ее просила. Но эта дурацкая рожа только пялилась в ответ. Герцогиня ничего не сделала. Никому не помешала. Чушь, глупости… — Девушка замолчала — ее переполняли слова. — И вообще, почему она именно с тобой говорит?
— Потому что я слушаю, — тихо ответила Уолти.
— Ну и что же она говорит?
— Иногда просто плачет.
— Герцогиня плачет?
— Потому что люди так многого хотят, а она ничего не может сделать, — Уолти подарила им улыбку, которая озарила всю комнату. — Но все будет хорошо, как только я окажусь в нужном месте.
— Ну, тогда ладно… — начала Полли, ощутив глубочайшее смущение, которое ей всегда внушала Уолти.
— Как хочешь, — сказала Холтер. — Но я никому молиться не стану, слышишь? Больше никогда. Не нравится мне это, Уолти. Ты хороший человек, но мне не нравится, как ты улыбаешься… — Она вдруг замолчала. — Нет…
Полли взглянула на Уолти. Лицо у нее было тонкое и угловатое, а Герцогиня на рисунке больше всего напоминала перекормленного палтуса, но улыбка, вот эта улыбка…
— Я больше не стану терпеть! — крикнула Холтер. — Прекрати немедленно! Слышишь? Ты меня пугаешь. Оззи, скажи, чтобы она… он перестал так улыбаться!
— Успокойтесь, вы все… — начала Полли.
— Замолкните, черт возьми! — сказал Джекрам. — Из-за вашего шума не слышишь, что жуешь. Парни, вы все на нервах. Бывает. А Уолти просто решил помолиться перед боем. Опять-таки бывает. Приберегите силы для врага. Успокойтесь. И это так называемый приказ. Ясно?
— Перкс? — позвал Блуз.
— Поторопись, — сказал Маладикт. — Наверное, ему нужно зашнуровать корсет.
Блуз сидел на останках стула.
— Перкс, пожалуйста. Мне нужно побриться.
— Я думал, рука у вас уже зажила, сэр…
— Э… да, — Блуз явно смутился. — Дело в том, Перкс, что… честно говоря, я никогда не брился сам. В школе меня брил слуга, ну а в армии, конечно, у нас с Блитерскайтом был денщик. Э… когда я пытался побриться самостоятельно, обычно дело заканчивалось кровью. Я даже не задумывался об этом, пока не попал в Плотц, а потом… э… стало затруднительно.
— Извините, сэр, — сказала Полли. Как странно устроен мир…
— Возможно, однажды ты меня подучишь, — продолжал Блуз. — Сам-то ты, надо сказать, всегда идеально выбрит. Генералу Фракку это бы понравилось. Говорят, он ярый противник усов.
— Как угодно, сэр, — сказала Полли. Она поняла, что вывернуться не получится, и принялась старательно точить бритву. Возможно, обойдется мелкими порезами…
— Как ты думаешь, не обзавестись ли мне красным носом? — спросил Блуз.
— Может быть, сэр…
Сержант знает про меня, это точно, подумала она. Конечно, знает. Но почему он молчит?
— Может быть, Перкс?
— Что? О. Нет… А зачем красный нос, сэр? — спросила Полли, энергично нанося пену.
— Наверное, так будет… пф-ф… смешнее…
— Сомневаюсь, что цель именно такова, сэр. Если вы немного откинетесь назад…
— Я должен вам кое-что сказать про юного Перкса, сэр.
Полли невольно вскрикнула. Джекрам, подкравшись так тихо, как умеют только сержанты, незаметно вошел в комнату.
— Пф-ф… сержант?
— Перкс сам не умеет бриться, сэр, — сказал Джекрам. — Дай-ка мне бритву, парень.
— Не умеет бриться? — повторил Блуз.
— Нет, сэр. Перкс нам соврал. Ведь так, Перкс?
— Ладно, сержант, не нужно вытягивать у меня правду, — Полли вздохнула. — Лейтенант, я…
— …прибавил себе возраст, — закончил Джекрам. — Правда, Перкс? Тебе всего четырнадцать.
Он взглянул на Полли поверх головы лейтенанта и подмигнул.
— Э… да, сэр, я соврал, чтобы завербоваться, — сказала Полли.
— Сомневаюсь, что такого парнишку нужно тащить в крепость, сэр, каким бы отважным он ни был, — сказал Джекрам. — И я не думаю, что он в отряде один такой. Правда, Перкс?
Ах, вот в чем дело. Шантаж.
— Да, сержант, — устало ответила она.
— Нехорошо будет, если детишек перебьют, сэр, ведь так? — спросил Джекрам.
— Я вас… пф-ф… понимаю, сержант, — сказал лейтенант, когда Джекрам осторожно провел лезвием по его щеке. — Дело непростое…
— Ну, так давайте поставим точку, — предложил тот.
— С другой стороны, сержант, я знаю, что… пф-ф… вы сами завербовались еще в детстве, — продолжал Блуз. Бритва остановилась.
— Ну, в те времена все было по-другому… — начал Джекрам.
— Если не ошибаюсь, вам было пять лет, — перебил лейтенант. — Когда я узнал, что мне предстоит встреча с живой армейской легендой, то, разумеется, порылся в документах, чтобы, знаете ли, ввернуть пару своевременных шуток, когда я буду вручать вам почетную отставку. Ну… несколько юмористических напоминаний о былых временах. И представьте, как я удивился, когда обнаружил, что вы, оказывается, служите… не скажу наверняка… но уж во всяком случае, не менее шестидесяти лет.
Полли как следует наточила бритву. И теперь она касалась щеки лейтенанта. Полли вспомнила убийство в лесу… ну ладно, ладно, то, как она лишила жизни пленника, попытавшегося сбежать. Это будет не первый офицер, которого я убью…
— Наверное, в документы вкралась ошибка, сэр, — спокойно отозвался Джекрам. В мрачной замшелой комнате сержант казался великаном.
Сова, сидевшая на трубе, издала пронзительный крик, который эхом прокатился по комнате.
— Нет, сержант, — сказал Блуз, не обращая никакого внимания на бритву. — Ваши документы подвергались исправлениям. Причем не раз. Однажды это сделал сам генерал Фракк. Он вычел десять лет из вашего возраста и лично подписал «Исправленному верить». И он был не единственным. Честно говоря, сержант, я могу прийти лишь к одному выводу…
— А именно, сэр?
Бритва снова остановилась, прижавшись к шее Блуза. Молчание, неестественное и напряженное, длилось некоторое время.
— Что был еще один человек по фамилии Джекрам, — медленно ответил Блуз, — и его данные… перемешались с вашими, так что… каждая попытка разобраться лишь вносила новую путаницу, особенно если люди, которые это делали, не ладили с математикой.
