Затем он вдруг подумал, что все это ужасные глупости. Почему
он должен жить один? Почему он не может жить с ней? Надо только как-то хитро
заставить ее остаться с ним. Что-нибудь придумать. Надавить на ее чувство
долга. Не может же она, в самом деле, бросить обесчещенного мужчину?!
Он неожиданно громко захохотал и стал целовать ее. Она
проснулась, очень недовольная, попыталась отпихнуть его и снова заснуть, пока
не поняла, что он хохочет. Хохочет!
– Ты что? – спросила она осторожно, на всякий случай
подтягивая одеяло повыше. – Ты победил на внеочередных президентских выборах?
– Я решил, что ты, как честная женщина, должна взять на себя
обязательства по отношению к мужчине. То есть ко мне, – заявил он торжественно
и повалился на подушки от смеха. – Хочешь обязательств по отношению ко мне?
– Что? – спросила она с изумлением – У тебя налицо все
признаки переутомления, Тимыч. Давай ложись обратно и спи.
– Я тебе дам, ложись и спи, – сказал Тимофей и лег на нее
сверху. – Зря я, что ли, тебя будил? – Он укусил ее за ухо. – Я тебя хочу, –
прошептал он, и дыхание у него сбилось. – Я, знаешь, Кать… Я ведь серьезно
спросил… Ты, может…
Никогда в жизни ему еще не было так трудно произнести
несколько совсем простых фраз. Фраз, которые бы все ей объяснили.
– Что? – спросила Катерина. Ей стало страшно.
Телефон, зазвонивший в этот момент, показался Тимофею худшим
из врагов.
– Да! – рявкнул он, не отпуская Катерину, которая попыталась
вылезти из-под него.
– Мы готовы, Тимофей Ильич, – отрапортовал Леша. – Ждем.
И разговор не состоялся. Вечером, решил Тимофей. Я все скажу
ей вечером.
У них было отличное настроение, и на затянувшихся
переговорах они переглядывались, как парочка влюбленных школьников.
Куплю ей кольцо, мечтал Тимофей, глядя на
собеседника-швейцарца. Не буду ничего говорить. Не силен я в разговорах. Просто
куплю кольцо. Отдам в ресторане. Нет, лучше в постели. Да, отдам в постели. Она
увидит и скажет: “Тимыч, ты просто спятил”. От предвкушения по спине у него
пробежал счастливый холодок. Конечно, она ему не откажет. Или откажет? Но ведь
она сказала вчера дурочке Духовой, что хочет родить ему детей. Или она не так
сказала? Ну, детей вполне можно не рожать, он переживет, а…
Вдруг он увидел двоих – маленького мальчика и девочку,
совсем крошку. Они возились на полу в его прибалтийском замке, и рядом с ними
неуклюже скакал толстый щенок. Глупость какая. Он прикрыл глаза.
Какая ужасная, несусветная глупость. Его дети? Откуда он
взял, что у него могут быть дети? Он их ненавидит и боится. Он не хочет
усложнять свою жизнь. И не будет.
Но он знал, что уже не забудет то, что увидел – мальчика и
девочку, и собаку…
У Катерины зазвонил мобильный, и она, извинившись
по-французски, отошла с ним в угол.
– Милейшая мадемуазель ваш пресс-секретарь, – сказал ему
любезный швейцарец. – Такие редко встречаются.
И Тимофей почувствовал гордость.
– Катя, – произнес в трубке чей-то озабоченный голос. –
Кать, ты слышишь?
– Слышу, – ответила Катерина, – Слава, ты? Что случилось?
– У нас неприятности, Кать, – сказал Слава, и по его
интонации Катерина поняла, что стряслась беда. Мило улыбаясь, она вышла из зала
на залитую солнцем лестницу. У нее вдруг взмокли ладони.
– Что такое, Слава? Говори, не тяни!
– Мне позвонил сейчас парень из “Коммерсанта”. Они ставят
статью о Тимофее. Ему попался на глаза сверстанный номер… – Слава как будто
собирался с духом и никак не мог закончить.
– Да, да и что? – Сердце уже набирало обороты. – Да ну тебя
к Аллаху, Славка!
– Плохо дело, Кать. Она называется как-то так: “Жертва
сексуального насилия”, а подзаголовок “Тимофей Кольцов, подвергавшийся в
детстве сексуальному насилию, организовал экспорт детей за границу”.
Нащупав рукой, Катерина села на подоконник. Ноги ее не
держали.
– Катя! – Голос у Славы был такой, как будто он сообщил ей,
что ее приговорили к смертной казни. Хотя, наверное, так оно и было. – Кать, мы
не знаем, что делать. Откуда это выплыло? Что это за бред, а?
– Это не бред, – мертвым голосом ответила она, и Слава
испугался еще больше. – Это не бред, Слава. Об этом никто не знал, кроме меня.
Меня и Генерального прокурора.
– Ты что, Кать? – спросил Слава. – Какого прокурора?
– Снимайте материал. Что хотите делайте, платите любые
деньги. Слышишь, Слава? Любые. Сейчас я позвоню главному редактору
“Коммерсанта”. Ставьте запасной вариант с покушением.
У Приходченко на этот случай все есть, даже фотографии.
Скажи ему, пусть звонит Хотенко, чтобы завтра информация во “Времени” прошла,
как будто покушение было вчера.
Она знала – Тимофей не простит.
Никогда.
Никто, кроме нее, не знал о его детстве. Никто не знал о
калининградской фирме “Гранд Эд”. Информация могла просочиться только через
нее.
– Катька, тебе плохо? – испуганно спросил Слава.
– Приходченко знает?
– Да, конечно. Он попросил тебе позвонить.
– Слава, нужно быстро узнать, куда еще отдали информацию.
Кроме “Коммерсанта”. Позвони Терентьеву, у него везде свои. Мы готовы заплатить
любые деньги за замену материала. О господи, господи… Слава, и завтра информация
о покушении на него должна не просто прозвучать, она должна грянуть как лавина,
иначе мы пропали. Слышишь, Славка?
– Да, – откликнулся он. – Да, я звоню. Ты держись, Катя!
Едва он закончил говорить, как позвонил Приходченко.
– Кать, у нас беда. Олавка звонил?
– Олег, я позвоню в “Коммерсант”, а ты Хотенко. Завтрашний
выпуск должен быть весь посвящен покушению.
– Тимофей уже знает?
– Нет. Надо перекупить все материалы, Олег. И в Москве, и в
Калининграде: Я позвоню Генеральному прокурору, нужно срочно организовать
интервью, где он приведет в пример эту его фирму как образец благотворительной
и подвижнической деятельности, что-то в этом духе…
– Катька, кто? Кто сдал информацию? – Приходченко почти
шептал, а лучше бы кричал.
– Не я, Олег, – сказала Катерина. Ей трудно было дышать. –
Не я.
Она позвонила главному редактору “Коммерсанта”, с которым
дружила много лет. Поломавшись, тот обещал материал снять и заменить его
другим. Потом она позвонила Терентьеву в Калининград.
