– Дик? – спросил Стью. – Что случилось?
– Матушка Абагейл! – прокричал Дик, перекрывая рев моторов. Все новые мотоциклы въезжали во двор, пока члены постоянного комитета выходили из дому. В свете движущихся фар кружили черные тени.
– Что? – крикнул Ларри. На крыльце появились Глен, Ральф и Чэд Норрис, заставив Ларри и Стью спуститься со ступенек.
– Она вернулась! – Дику приходилось орать во всю глотку, чтобы его расслышали. – Но она в жутком состоянии! Нам нужен врач… Господи, нам нужно чудо!
Джордж Ричардсон протолкался к мотоциклистам.
– Старая женщина? Где она?
– Садитесь, док! – крикнул ему Дик. – Не задавайте вопросов! Ради Христа, быстрее!
Ричардсон уселся на заднее сиденье мотоцикла Воллмана. Дик развернулся и начал лавировать между другими мотоциклами, чтобы выехать со двора.
Стью встретился взглядом с Ларри. Ларри, похоже, пребывал в таком же недоумении, как и он сам… но темное облако сгустилось в голове Стью… и внезапно его захлестнуло чувство надвигающейся, неотвратимой опасности.
– Ник! Пошли! Пошли! – крикнула Фрэн, схватив его за плечо. Ник с каменным лицом застыл посреди гостиной.
Он не мог говорить, но внезапно узнал. Узнал. Знание пришло ниоткуда, отовсюду.
«Что-то в стенном шкафу».
Он сильно толкнул Фрэнни.
– Ник!
Яростно взмахнул рукой: «УХОДИ!!!»
Она подчинилась. Он же повернулся к стенному шкафу, распахнул дверь и начал торопливо рыться в валяющихся на полу вещах, моля Господа о том, чтобы не опоздать.
Внезапно Фрэнни – бледное лицо, огромные глаза – оказалась рядом со Стью и ухватилась за него обеими руками.
– Стью… Ник все еще там… что-то… что-то…
– Фрэнни, о чем ты говоришь?
– О смерти! – крикнула она. – Я говорю о смерти, и НИК ВСЕ ЕЩЕ ТАМ!
Ник отбросил в сторону какие-то шарфы и рукавицы – и что-то нащупал. Обувную коробку. Схватил ее, и в этот момент, словно по команде злобного черного мага, из коробки раздался голос Гарольда Лаудера.
– Что там с Ником? – прокричал Стью, схватив Фрэн за плечи.
– Мы должны вывести его оттуда… Стью… что-то сейчас случится… что-то ужасное…
– Что, черт возьми, происходит, Стюарт? – крикнул Эл Банделл.
– Я не знаю, – честно ответил Стью.
– Стью, пожалуйста, мы должны вывести Ника оттуда! – воскликнула Фрэн.
И в этот момент дом позади них взорвался.
С нажатием кнопки вызова статические помехи исчезли и воцарилась ровная темная тишина. Пустота, требующая, чтобы ее заполнили. Гарольд, скрестив ноги, сидел на столе для пикника, собираясь с духом.
Потом поднял руку, на конце которой из сжатого кулака торчал один палец, в этот момент очень напоминая Малыша Рута
[193]
, старого и почти уже выдохшегося, указывающего на ту точку, где он намеревался нанести удар, который принесет ему круговую пробежку, предлагающего всем крикунам и очернителям на «Ригли-филд» заткнуться раз и навсегда.
Твердым, но негромким голосом Гарольд произнес в «уоки-токи»:
– Говорит Гарольд Эмери Лаудер. Я делаю это по своей свободной воле.
Сине-белая искра приветствовала «говорит». Язычок пламени сопроводил «Гарольд Эмери Лаудер». Слабый, приглушенный грохот, словно в жестянке взорвалась петарда, достиг их ушей на «я делаю это». А когда он произнес: «По своей свободной воле» – и отбросил уже ненужную «уоки-токи», огненная роза расцвела у подножия Флагштоковой горы.
– Сообщение передано, подтверждение получено, конец связи, – прокомментировал Гарольд.
Надин схватилась за него точно так же, как несколькими секундами раньше Фрэнни схватилась за Стью.
– Мы должны убедиться. Мы должны убедиться, что с ними покончено.
Гарольд посмотрел на нее, потом указал на расцветшую розу уничтожения далеко внизу:
– Ты думаешь, там мог кто-нибудь выжить?
– Я… я не з-з-наю, Гарольд, я… – Надин отвернулась, схватилась за живот, ее начало рвать. Рвало долго, с утробными звуками. Гарольд с легким презрением наблюдал за ней.
Наконец она повернулась к нему, тяжело дыша, бледная, вытирая, нет, оттирая рот бумажной салфеткой.
– Теперь что?
– Теперь, полагаю, мы едем на запад, – ответил Гарольд. – Если ты, конечно, не собираешься спуститься вниз, чтобы узнать настроение общества.
Надин содрогнулась.
Гарольд соскользнул со стола для пикника и поморщился: едва он коснулся земли, в затекшие ноги впились тысячи иголок.
– Гарольд…
Она попыталась коснуться его, но он отпрянул. Не глядя на нее, начал складывать палатку.
– Я думала, мы сможем подождать до завтра… – робко начала она.
– Конечно. – Он зыркнул на нее. – Учитывая, что несколько десятков человек могут оседлать мотоциклы и попытаться нас поймать. Или ты не знаешь, что они сделали с Муссолини?
Она поморщилась. Гарольд скатал палатку и стянул ремнями.
– И мы больше не трогаем друг друга. С этим покончено. Флэгг получил что хотел. Мы уничтожили постоянный комитет Свободной зоны. Им конец. Они могут восстановить подачу электричества, но единым целым им уже не бывать. Он даст мне женщину, в сравнении с которой ты, Надин, будешь выглядеть мешком с картошкой. А ты… ты получишь его. Тебя ждут счастливые деньки, верно? Только будь я в твоих «Хаш паппис», дрожал бы как осиновый лист.
– Гарольд… пожалуйста… – Надин мутило, она заплакала. Он разглядел ее лицо в отсвете пожарища и почувствовал жалость. Но вышвырнул эту жалость из сердца, как вышвыривают пьяницу, пытающегося зайти в уютную таверну, где все знают друг друга. Неоспоримый факт убийства навечно останется в ее сердце, болезненный блеск глаз выдавал, что она убийца. И что с того? Его глаза блестели точно так же. И на сердце лежал тот же камень.
– Придется к этому привыкать! – отрезал Гарольд. Бросил свернутую палатку на заднее сиденье мотоцикла, начал привязывать. – Для тех, кто внизу, все кончено, для нас все кончено, для всех умерших в эпидемию все кончено. Бог отправился на небесную рыбалку и не собирается торопиться с возвращением. Везде темнота. Пришло время темного человека. Его время. Так что придется к этому привыкать.
То ли писк, то ли стон вырвался из груди Надин.
– Поехали, Надин. Конкурс красоты закончился две минуты назад. Помоги мне собрать остальное дерьмо. К восходу солнца я хочу быть в сотне миль отсюда.
