– Будьте осторожны, отец, хорошо? В эти дни на дорогах бродят странные люди.
– Действительно, бродят, – ответил Судья, как-то загадочно улыбнувшись. – И я буду осторожен. Хорошего вам дня, господа. И вам тоже, мистер Уайзак.
Раздался взрыв хохота, и они разъехались.
В Денвер Судья не поехал. Добравшись до шоссе 36, пересек его, продолжив путь по шоссе 7. Утро выдалось ясным и теплым, и на этой второстепенной дороге застывшие автомобили встречались редко, во всяком случае, нигде не перегораживали проезжую часть. В Брайтоне ситуация заметно ухудшилась. В какой-то момент ему пришлось свернуть с шоссе и объехать колоссальную пробку по футбольному полю местной школы. На восток он ехал, пока не добрался до автострады 25. Правый поворот привел бы его в Денвер, но он повернул налево, на север. Миновав половину выездного пандуса, остановил «лендровер», выключил передачу и посмотрел налево, на запад, где к небу поднимались Скалистые горы, у подножия которых раскинулся Боулдер.
Он сказал Ларри, что слишком стар для приключений, но, да простит его Господь, солгал. Его сердце не билось так быстро уже лет двадцать, воздух давно уже не казался таким сладким, а цвета – такими яркими. Он собирался ехать по автостраде 25 до Шайенна, а там повернуть на запад. К тому, что ждало его за горами. По коже Судьи, сухой от возраста, при этой мысли побежали мурашки. На запад по автостраде 80 в Солт-Лейк-Сити, а потом, через Неваду, в Рино. Затем он вновь мог повернуть на север, но едва ли это имело значение. Судья предполагал, что где-то между Солт-Лейк-Сити и Рино, если не раньше, его остановят, допросят и, возможно, отправят в какое-то другое место, где допросят вновь. И выпишут пропуск для дальнейшего продвижения.
Возможно, ему даже удастся лично встретиться с темным человеком.
– Шевелись, старик, – мягко сказал он себе.
Включил передачу и медленно выехал на автостраду. На север уходили три полосы, все относительно свободные. Как он и предполагал, пробки и многочисленные аварии существенно уменьшили количество автомобилей, которые смогли покинуть Денвер. По другую сторону разделительной полосы автомобили перегородили всю проезжую часть. Очень и очень многие хотели уехать на юг, почему-то надеясь, что на юге будет лучше, а вот с продвижением на север у Судьи проблем не возникало. Во всяком случае, пока.
Судья Феррис ехал и ехал, радуясь тому, что отправился в путь. Прошлой ночью он спал плохо, но предполагал, что следующей выспится. Под звездами, завернувшись в два спальника. Он задумался, увидит ли снова Боулдер когда-нибудь, и решил, что шансов на это мало. Тем не менее охватившее его волнение радовало.
Этот день он без тени сомнения зачислил в лучшие дни своей жизни.
Вскоре после полудня Ник, Ральф и Стью на велосипедах приехали в северный Боулдер к маленькому оштукатуренному дому, в котором жил Том Каллен. Дом Тома уже получил известность среди боулдеровских «старожилов». Как метко сказал Стэн Ноготны, такой дом мог появиться, если бы католики, баптисты и адвентисты Седьмого дня собрались вместе с демократами и мунитами, чтобы создать религиозно-политический «Диснейленд».
Лужайка перед домом превратилась в парк скульптур. На траве стояло не меньше десяти статуй Девы Марии, причем некоторые из них, очевидно, кормили стаи пластиковых розовых фламинго. Самый большой фламинго ростом превосходил Тома и стоял на одной ноге, которая заканчивалась уходящим в землю четырехфутовым штырем. Компанию им составлял огромный колодец желаний с большим пластиковым Иисусом, светящимся в темноте, который расположился в декоративном ведре, вытянув руки… вероятно, благословляя фламинго. Рядом с колодцем желаний большая пластмассовая корова, похоже, пила воду из купальни для птиц.
Передняя сетчатая дверь распахнулась, и Том вышел к ним навстречу, голый по пояс. Издалека, подумал Ник, он выглядел писателем или художником в расцвете сил, с его ярко-синими глазами и большой рыжеватой бородой. Но по мере того как Том подходил ближе, ты начинал понимать, что первое впечатление обманчиво и он не такой уж интеллектуал… может, контркультурный народный умелец, выдающий китч за оригинальность. А уж на совсем близком расстоянии, глядя на улыбку и слушая невероятно быструю речь Тома Каллена, осознавал, что его верхний этаж страдает серьезными изъянами.
Ник знал, что сочувствует Тому отчасти потому, что и его самого зачастую считали умственно отсталым: сначала из-за врожденного недостатка он долгое время не мог научиться читать и писать, а потом люди просто исходили из того, что глухонемой должен быть умственно отсталым по определению. В свое время он наслушался всякого. Дефективный. Инвалид мозга. Стебанутый. Не все дома. Ник помнил вечер, когда зашел в придорожную забегаловку «У Зака» на окраине Шойо – тот самый вечер, когда его избили Рэй Бут с дружками. Бармен стоял у другого конца стойки, перегнувшись через нее, чтобы пошептаться с клиентом. Рукой частично прикрывал губы, поэтому Ник мог уловить только фрагменты разговора. Впрочем, и этого хватало с лихвой. Глухонемой… вероятно, умственно отсталый… практически все эти парни – умственно отсталые…
Но среди отвратительных синонимов умственной отсталости один очень даже соответствовал Тому. Именно так часто называл его Ник, с искренним сочувствием, в глубине молчаливого разума. Парень с неполной колодой. В этом и заключалась беда Тома. Больше ни в чем. А особенно жалко Тома было потому, что в его колоде отсутствовали мелкие карты: двойка бубен, тройка треф, что-то вроде этого. Но даже без этих карт о хорошей игре речь не шла. Без этих карт не раскладывался даже пасьянс.
– Никки! – закричал Том. – Как я рад тебя видеть! Родные мои, да! Том Каллен так рад! – Он обнял Ника за шею, прижал к себе. Ник почувствовал, как слезы начали жечь его больной глаз под черной повязкой, которую он носил в такие солнечные дни, как этот. – И Ральф тоже! И еще один. Ты… дай-ка…
– Я… – начал Стью, но Ник заставил его замолчать резким взмахом левой руки. Он практиковал с Томом мнемонику – и, кажется, успешно. Если тебе удавалось проассоциировать что-то знакомое с именем, которое ты хотел вспомнить, оно частенько всплывало из глубин памяти. Руди научил его этому много лет назад.
Теперь он достал из кармана блокнот и написал несколько слов. Протянул Ральфу, чтобы тот прочитал.
Чуть нахмурившись, Ральф так и сделал:
– Твоя любимая еда из мяса, овощей и подливы.
Том замер. Его лицо утратило радостное выражение. Рот глупо приоткрылся.
Стью переступил с ноги на ногу.
– Ник, тебе не кажется, что нам…
Ник приложил палец к губам, и в то же мгновение Том ожил.
– Стью
[184]
! – воскликнул он, подпрыгивая и смеясь. – Ты Стью! – И посмотрел на Ника в ожидании подтверждения.
Ник вскинул руку, раздвинув два пальца буквой «V».
– Родные мои, это Стью! Том Каллен это знает, все это знают!
