Однако есть вещи, которые с людьми делать нельзя. Обладание КЛЮЧОМ позволяло дойти до определенной границы, но не перешагнуть через нее. Они обрекли его на ужасную смерть, хотя могли выпустить. Он не бешеный пес-убийца, кидающийся на всех подряд, что бы там ни писали в газетах. Мелкая гадость – это все, на что он мог сподобиться до встречи с Тычком.
Поэтому Ллойд ненавидел. А ненависть приказывала ему жить… по крайней мере пытаться. Какое-то время ему казалось, что ненависть и стремление выжить бесполезны, потому что все владельцы КЛЮЧА умерли от гриппа. Отомстить им он не мог. Потом, мало-помалу, по мере нарастания голода Ллойд начал осознавать, что грипп не мог убить их. Мог убить таких неудачников, как он, мог убить Матерса – но не того говнюка-охранника, который нанял Матерса, потому что у охранника был КЛЮЧ. Грипп не мог убить губернатора или начальника тюрьмы – слова охранника о том, что начальник тюрьмы болен, конечно же, гребаная ложь. Грипп не мог убить полицейских, приглядывающих за освобожденными условно-досрочно, шерифов или агентов ФБР. Грипп не мог тронуть тех, кто располагал КЛЮЧОМ. Не посмел бы. А вот Ллойд их тронуть мог. Если бы выбрался отсюда живым.
Ножка кровати вновь подцепила штанину Трэска.
– Давай, – прошептал Ллойд. – Ну же. Сюда… кэмптаун ские дамы поют эту песню… весь ду-у-у-да день.
Тело Трэска заскользило по полу камеры, медленно, неуклюже. Ни один рыбак не подтаскивал пойманную рыбу к берегу с большей осторожностью и радостью, чем Ллойд – Трэска. В какой-то момент штанина порвалась, и Ллойду пришлось цепляться за новое место. Но в конце концов ступня Трэска оказалась достаточно близко, чтобы Ллойд мог просунуть руку сквозь прутья решетки и схватиться за нее… если б захотел.
– Ничего личного, – прошептал он Трэску. Прикоснулся к ноге Трэска. Погладил ее. – Ничего личного, я не собираюсь тебя есть, если только мне не придется.
Он не отдавал себе отчета в том, что его рот наполняется слюной.
В пепельном отсвете сумерек Ллойд кого-то услышал, но поначалу звук был таким далеким и странным – клацанье металла о металл, – что он подумал, а не сон ли это. Сон и явь стали почти неразличимы: он переходил из одного состояния в другое, едва это замечая.
Однако за звуком последовал голос, и тут он сел на койке, широко раскрыв глаза, огромные и блестящие на изможденном лице. Голос приплывал из далеких коридоров административного блока, спускался по лестницам в крыло строгого режима, в котором находился Ллойд. Просачивался сквозь решетки дверей, чтобы добраться до ушей Ллойда.
– Эй-й-й-й-й-й! Кто-нибудь дома?
Как ни странно, первой мыслью Ллойда было: Не отвечай. Может, он уйдет.
– Кто-нибудь дома? Считаю раз, считаю два… Ладно, пошел дальше. Хотел только стряхнуть пыль Финикса с моих сапог…
Тут Ллойд вышел из ступора. Соскочил с койки. Схватил ножку и принялся отчаянно колотить по прутьям решетки. Каждый удар отдавался в сжатом кулаке.
– Нет! – прокричал он. – Нет. Не уходи. Пожалуйста, не уходи!
Голос приблизился, теперь он доносился с лестницы между административным блоком и крылом, в котором находился Ллойд:
– Мы тебя съедим, мы так тебя любим… и да, судя по голосу, кто-то тут очень… проголодался. – За этим последовал ленивый смешок.
Ллойд бросил ножку от койки на пол, обеими руками вцепился в прутья решетчатой двери камеры. Теперь он слышал шаги, раздающиеся на лестнице… приближающиеся к коридору, ведущему к его камере. Ллойд хотел разрыдаться от облегчения… в конце концов, его сейчас спасут… но в сердце ощущал не радость, а страх, нарастающий ужас, который заставлял его сожалеть, что он подал голос, вместо того чтобы промолчать. Промолчать? Господи! Да что может быть хуже голодной смерти?!
От голодной смерти мысли его перекинулись к Трэску. Трэск лежал на спине, окутанный пепельным отсветом сумерек, его нога всовывалась в камеру Ллойда, и голень претерпела значительные изменения. Точнее, мясистая часть голени. На ней виднелись следы зубов. Ллойд знал, чьи зубы оставили эти следы, но у него были только смутные воспоминания о том, как он закусывал мясом Трэска. Тем не менее его охватили отвращение, чувство вины и ужас. Он бросился к решетчатой стене и вытолкал ногу Трэска из своей камеры. Потом, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что обладатель голоса еще не подошел, просунул руки между пруть ями и, вжимаясь в них лицом, спустил вниз штанину Трэска, пряча содеянное.
Разумеется, он мог и не торопиться, потому что решетчатые двери у входа в коридор запирались на электронный замок. Подача электричества давно отключилась, кнопка, нажатием на которую охранник открывал двери, не работала. Его спасителю придется вернуться назад и найти КЛЮЧ. Ему придется…
Ллойд ахнул, когда загудел электрический мотор, управляющий замком. В тишине звук этот казался особенно громким, а потом он стих после знакомого щелчка: двери открылись.
И шаги уже разносились по коридору крыла строгого режима.
Ллойд, успевший вернуться к двери камеры после того, как прикрыл штаниной Трэска следы своих зубов, теперь непроизвольно отступил на пару шагов. Уставился в пол за решеткой, первым делом увидел пару запыленных остроносых ковбойских сапог со сбитыми каблуками и сразу подумал, что Тычок носил точно такие же.
Сапоги остановились перед его камерой.
Взгляд Ллойда медленно поднялся к синим линялым джинсам, под которые уходили голенища сапог, кожаному поясу с латунной пряжкой (с различными астрологическими знаками внутри двух концентрических окружностей), джинсовой куртке со значками-пуговицами на нагрудных карманах (на правом – с желтым лицом-смайликом, на левом – со свиным рылом и надписью: «КАК ВАМ ТАКАЯ СВИНИНА?»).
В тот самый момент, когда взгляд Ллойда с неохотой добрался до темно-сияющего лица, Флэгг крикнул:
– Бу!
Это единственное слово поплыло по пустынному крылу строгого режима, тут же эхом вернулось назад. Ллойд пронзительно вскрикнул, запутался в собственных ногах, упал и заплакал.
– Все хорошо, – успокоил его Флэгг. – Эй, все хорошо. Все очень даже хорошо.
– Вы можете меня выпустить? – всхлипнул Ллойд. – Пожалуйста, выпустите меня. Я не хочу стать таким же, как мой кролик, я не хочу закончить, как он, это несправедливо! Если бы не Тычок, я бы занимался мелочевкой, пожалуйста, выпустите меня, мистер, я сделаю что угодно.
– Бедняга. Тебе сейчас только рекламировать летний отдых в Дахау.
Несмотря на сочувствие в голосе Флэгга, Ллойд не мог заставить себя поднять глаза выше колен незнакомца. Он бы умер, если бы вновь посмотрел на это лицо. Лицо дьявола.
– Пожалуйста, – бубнил Ллойд. – Пожалуйста, выпустите меня. Я умираю от голода.
– И давно тебя посадили в эту говняную камеру, друг мой?
– Я не знаю. – Ллойд вытер глаза отощавшими пальцами. – Давно.
