— Алло? Да, Леночка, читаю… Ну как тебе сказать… Не Чехов, надо признаться…
С кухни доносился возбуждённый голос Никиты: «Короче, смотри! Там сейчас Витька подрался!.. Типа я вру?! Короче, смотри…»
Вероника Александровна поморщилась и прикрыла свободное ухо рукой:
— Да, Леночка, я слушаю… Нет, тут малой кровью не обойдёшься! «Нельзя не признать, что мы достигли…» Ну зачем это?! Почему нельзя просто «Мы достигли»? Или «нелишним будет отметить…», «со всей очевидностью надо признать…». Зачем это всё? А вот вообще шедевр: «Не стоит останавливаться на том, что следует упустить из фокуса нашего дискурса…» Господи! «Упустить из фокуса»! Белинский в гробу весь извертелся! А за «дискурс» я его вообще распять готова! Я не буду это редактировать!
Войдя в обличительный раж, Вероника Александровна принялась размахивать рукой, для чего ей пришлось открыть ухо. В него тут же полилась сбивчивая речь внука: «Типа, короче, смотри! Он его типа так…» Вероника Александровна торопливо вернула руку на стражу звукоизоляции.
— Нет, Леночка, не уговаривай!.. Что?.. И что, что заслуженный?.. А ты уверена, что он примет мои правки?.. Ну ладно…
Она вздохнула, успокаиваясь, и произнесла примирительным тоном:
— Короче, смотри!..
Обязанность
Сашка, конечно, очень хороший.
Вот Вовка из 8-го класса, он крутой. Он такой крутой, что к нему подойти страшно, вокруг него воздух искрится. С ним рядом постоять — и то счастье. Он и танцует, и на гитаре, и вообще… Он уже в школу заходит весь девчонками облепленный, такое впечатление, что они его с утра у подъезда ждут! Но я не осуждаю, нет! Я б, может, тоже ждала, если б была хоть самая маленькая надежда на то, что он меня заметит.
А Володька умный. С ним ужасно интересно. На уроках-то он всякую муть рассказывает, чтоб учителям нравиться, а вот после уроков иногда как заведётся! И то про белых медведей, то про спутники Сатурна, то про то, как нефть получается. И можно ли пробурить скважину наискосок, чтоб потихоньку качать её с территории соседнего государства.
А Димыч красивый. Мы с ним в одну студию ходим. Танцуем и рисуем, всего по чуть-чуть. Он часто меня выбирает в партнёрши, когда его Алёна не приходит. А она болеет часто. И мне прям неудобно, что я радуюсь, когда моя подруга болеет.
А Стас прикольный. Он анекдоты рассказывает, с ним всегда весело. Он на перемене перед первым уроком как начнёт байки травить, так до конца седьмого и не останавливается. Во память у человека! Главное, простое правило по русскому он выучить не может, а анекдотов знает, наверное, тысячу!
А Никитос смелый. Он как-то показывал фотографии, как они по горам ходили. И по реке плыли. И вообще, он даже директора не боится. Спокойно так разговаривает с ним, как будто это не директор, а его бабушка.
А ещё есть Пашка. Я его в реале не знаю, мы в «ВКонтакте» познакомились. Но он такой… Настоящий.
Но к Саше я очень хорошо отношусь.
Главное, что все знают, что у меня парень есть. И пацаны знают. Когда у тебя есть парень, ты сразу как будто взрослее становишься.
Я всегда о нём помню.
Вот на прошлой неделе Саша болел, мы с Никитосом домой шли. Наржались просто как не знаю кто. Я б ещё с ним поржала, но надо было Сашу навестить.
Или вот решали мы математику с Володей. С ним так легко! Как будто одна голова на двоих становится. Сашка в математике ни фига не рубит, ему что-то объяснить… проще застрелиться. Но я стараюсь.
Он всё время целоваться лезет. Я знаю, что надо. Но вот честно… сказать, что мне это нравится…
Мне нравится, когда меня Димыч на танцах за руку берёт. От его руки сразу тепло разливается и настроение улучшается.
А ещё мне нравится, когда Володька говорит, что я умница. Я иногда, очень редко, быстрее его соображаю, как задачу решать.
Но мой парень — Сашка. У нас уже давно статус «ВКонтакте» стоит, и на свидания мы ходим регулярно. Как на работу.
Ведь если есть парень, значит, должны быть и свидания.
Вот сейчас с Пашкой попрощаюсь и пойду… Надо — значит, надо…
Живой труп
Никита Препяхин решил умереть. Строго говоря — покончить жизнь самоубийством. Нет, суицидом. Слово «суицид» ему нравилось давно, Никитос еще в прошлом году услышал его и долго гуглил, рассматривая живописные картинки и остросюжетные ролики.
Причин для суицида была тысяча.
Во-первых, его никто не понимает. Вот с утра он так страдал, так не хотел в школу — никто и не заметил. И на уроках мысленно просил: «Не трогайте меня! Видите, плохо человеку!» Не видели и трогали, как последние гады. На каждом уроке учителя, как сговорившись, гоняли к доске и (не разглядев глубокой Препяхинской трагедии) ставили кто трояк, а кто и пару.
Во-вторых…
Что-то было и «во-вторых», и «в-третьих», и далее вплоть до «в-тысячных», но сейчас Никита вспомнить всех причин не мог — так ему было плохо.
Нужно было срочно умереть, чтобы все собрались у гроба и стояли, заламывая руки…
«Интересно, — подумал Никитос, — а как это: „заламывая руки“?»
Как заламывать руку другому, он представлял. Однажды Витька после своей тренировки на самбо показывал. Это оказалось совсем не сложно: достаточно крутануть кисть и поднырнуть под локоть. А потом заклинить этот локоть собственным предплечьем. Но как заломить руку себе?
Никита попробовал. Повторил перед зеркалом. Получалась какая-то ерунда.
«Ладно, тогда пусть рвут на себе волосы!» Но эта идея показалась Препяхину настолько глупой, что он даже пробовать не стал.
«В общем, — решил он, — вот тогда все поймут, какого человека они потеряли!»
Никитос торжествующе улыбнулся, но тут же вспомнил, что страдает, и торопливо нахмурился. Дома никого не было, но он не давал себе поблажки. Пусть, когда его найдут, то по лицу будет понятно, как человек страдал.
Оставалось выбрать способ.
В книгах и фильмах обычно стрелялись, но ничего огнестрельного в квартире не обнаружилось. Только петарды в заначке. Можно ли застрелиться петардой? Хм… Разве что засунуть в рот и там взорвать…
Нет, этот способ Никите решительно не понравился. Он ограничился тем, что выкинул петарды в окно. Не просто так, конечно, а прицельно, чтобы взрывалось под ногами у прохожих. Они так прикольно подпрыгивали и ругались!
Никитос снова согнал улыбку с лица. Лёг на диван, протяжно вздохнул.
