Поэтому, улыбаясь с видом человека, которому отдают должное, он отвечал:
– Дорогой хозяин, я возьму самую лучшую и самую веселую комнату.
– С конюшней?
– С конюшней.
– С какого дня?
– Немедленно, если это возможно.
– Чудесно.
– Только, – поспешно прибавил Маликорн, – я не займу сейчас большого помещения.
– Хорошо, – произнес хозяин тоном человека понимающего.
– Некоторые причины, которые потом станут для вас ясны, заставляют меня занять для себя лично только эту маленькую комнату.
– Да, да, да, – подтвердил хозяин.
– Когда приедет мой друг, он наймет большое помещение. И так как оно будет принадлежать ему, то он сам и рассчитается с вами.
– Прекрасно, прекрасно! Так мы и договаривались.
– Договаривались?
– Слово в слово.
– Странно, – пробормотал Маликорн. – Значит, вы понимаете?
– Да.
– Это все, что нужно. Так как вы понимаете… А вы ведь понимаете, не правда ли?
– Вполне.
– Отлично, проводите меня в мою комнату.
Хозяин «Красивого павлина» пошел впереди, держа шляпу в руке.
Маликорн поместился в своей комнате и был крайне удивлен, что хозяин гостиницы, встречая его на лестнице, постоянно подмигивал ему, как соумышленнику.
«Тут произошло какое-то недоразумение, – говорил себе Маликорн, – но пока оно не разъяснилось, я буду им пользоваться; ничего лучшего мне не нужно».
И как охотничья собака, пускался он из своей комнаты ловить придворные новости, то обжигаясь фейерверками, то купаясь в брызгах фонтана, как он говорил мадемуазель Монтале.
На другой день по приезде он увидел, как к крыльцу гостиницы подъехали один за другим семеро путешественников и заняли все помещения «Красивого павлина».
При виде всех этих путешественников и их челяди Маликорн с удовольствием потер себе руки, думая, что, запоздай он хотя бы на один день, у него не было бы кровати, на которой он мог бы отдыхать по возвращении из своих экспедиций.
Когда все приезжие были размещены, хозяин вошел в комнату Маликорна и с обычной почтительностью сказал:
– Любезный гость, в третьем корпусе вам оставлено большое помещение; вы знаете это?
– Конечно, знаю.
– Я вам делаю настоящий подарок.
– Спасибо!
– Поэтому, когда ваш друг приедет…
– Ну?
– Он останется доволен мной, если только это не такой человек, которому ничем не угодить.
– Позвольте мне сказать несколько слов по поводу моего друга.
– Говорите, ради бога, ведь вы здесь хозяин!
– Вы знаете, он должен был приехать…
– Да, должен.
– Он, вероятно, изменил свое намерение.
– Нет.
– Вы в этом уверены?
– Уверен.
– Потому что, если у вас есть хоть какие-нибудь сомнения…
– Слушаю.
– То я вам заявляю: я не ручаюсь, что он приедет.
– Однако он сказал вам…
– Да, сказал; но вы знаете: человек предполагает, а бог располагает, verba volant, scripta manent.
– Что это значит?
– Слова улетают, написанное остается, а так как он мне ничего не написал, а удовольствовался устными заявлениями, то я вам разрешаю, хотя не побуждаю вас… вы понимаете, я в большом затруднении…
– Что же вы мне разрешаете?
– Сдать это помещение, если за него вам предложат хорошую цену.
– Сдать?
– Да.
– Ни за что, сударь, никогда я не сделаю подобной вещи. Если он не написал вам…
– Нет.
– То он написал мне.
– А-а-а!..
– Да.
– А в каких выражениях? Посмотрим, сходится ли его письмо с устными его указаниями.
– Вот что приблизительно было в письме:
«Господину содержателю гостиницы „Красивый павлин“.
Вы, вероятно, предупреждены, что в вашей гостинице назначено свидание нескольких важных особ; я принадлежу к членам общества, собирающегося в Фонтенбло. Придержите поэтому небольшую комнату для моего друга, который приедет или раньше, или после меня…»
– Вы и есть этот друг, не правда ли? – прервал свою речь хозяин «Красивого павлина».
Маликорн скромно поклонился. Хозяин продолжал:
«И большое помещение для меня. За большое помещение рассчитываюсь я; но я желаю, чтобы маленькая комнатка стоила недорого, так как она предназначена для бедняка».
– Это опять-таки вы, не правда ли? – спросил хозяин.
– Да, конечно, – ответил Маликорн.
– Итак, мы сговорились. Ваш друг заплатит за большое помещение, а вы за вашу комнату.
«Пусть меня колесуют, если я что-нибудь понимаю в происходящем», – подумал Маликорн. А вслух прибавил:
– А скажите, вы остались довольны именем?
– Каким именем?
– Стоящим в конце письма. Оно служит вам полным ручательством?
– Я хотел спросить его у вас, – сказал хозяин.
– Как, письмо было без подписи?
– Да, – отвечал хозяин, широко раскрывая глаза, в которых светились таинственность и любопытство.
– В таком случае, – заявил Маликорн, тоже принимая таинственный вид, – если он не назвал себя…
– Да?
– Значит, у него были на то причины.
– Без сомнения.
– И я – его друг, его поверенный, не стану разоблачать его инкогнито.
– Вы правы, сударь, – согласился хозяин. – Я не буду настаивать.
– Я ценю вашу деликатность… Но, как сказал мой друг, за мою комнату полагается особая плата; сговоримся о ней.
– Сударь, это дело решенное.
– Все же сосчитаемся. Комната, стол, конюшня и корм для моей лошади; сколько вы возьмете в день?
– Четыре ливра, сударь.
– Значит, двенадцать ливров за истекшие три дня.
– Да, сударь, двенадцать ливров.
– Вот они.
– Зачем же вам платить теперь?
– Затем, что, – таинственно понижая голос, проговорил Маликорн, видевший, что таинственность производит отличное действие, – затем, что я не хочу остаться в долгу, если мне придется уехать внезапно.
