Принц принес рисунок, на котором он был изображен в своей роли. Лицо его все еще было немного озабоченным. Он учтиво и почтительно приветствовал молодую королеву и свою мать. С супругой он раскланялся крайне небрежно и, отходя от нее, круто повернулся на каблуках. Этот поклон и эта холодность были замечены.
Господин де Гиш вознаградил принцессу за эту холодность взглядом, полным огня, и принцесса, надо сказать, вернула ему этот взгляд с лихвой. Все решили, что де Гиш никогда не был так красив; взгляд принцессы как бы озарил светом лицо сына маршала де Граммона. Невестка короля почувствовала, что гроза собирается над ее головой; она также ощущала, что в течение этого дня, в таком изобилии давшего материал для будущих событий, она была несправедлива, может быть, даже предала человека, который любил ее с такой страстью, с таким пылом.
Ей казалось, что наступил момент воздать должное бедняге, с кем так жестоко обошлись нынче утром. Сердце ее громко говорило в пользу де Гиша. Она искренне жалела графа, и это давало ему преимущество перед всеми другими. В ее сердце не оставалось больше места ни для мужа, ни для короля, ни для лорда Бекингэма – де Гиш в эту минуту царил безраздельно.
Правда, принц тоже был красив, но невозможно было и сравнивать его с графом. Каждая женщина скажет, что между красотою любовника и красотою мужа огромная разница.
Итак, после появления принца, после этого галантного сердечного приветствия, обращенного к молодой королеве и королеве-матери, после легкого свободного поклона принцессе, который отметили придворные, все, скажем мы, сложилось так, что преимущества были отданы любовнику перед супругом.
Принц был слишком знатной особой, чтобы замечать такие мелочи. Нет ничего столь действенного, как твердо усвоенная мысль о собственном превосходстве, чтобы доказать неполноценность человеку, уже имеющему о самом себе такое мнение.
Пришел король. Все пытались прочесть грядущие события во взгляде этого человека, который уже начинал владычествовать над миром.
В противоположность своему мрачному брату, Людовик весь сиял. Взглянув на рисунки, которые к нему протягивали со всех сторон, он похвалил один и забраковал другие, единственным своим словом создавая счастливцев или несчастных.
Вдруг краешком глаза посмотрев на принцессу, он подметил немой разговор между нею и графом.
Король закусил губу и подошел к королевам:
– Ваши величества, меня сейчас известили, что в Фонтенбло все приготовлено согласно моим распоряжениям.
По всей зале пробежал шепот удовольствия. Король прочел на всех лицах горячее желание получить приглашение на праздник.
– Я еду завтра, – прибавил он.
Воцарилось глубокое молчание.
– И прошу всех присутствующих сопровождать меня.
Радостная улыбка озарила все лица. Один только принц оставался по-прежнему в дурном настроении.
Один за другим к королю стали подходить вельможи, спешившие поблагодарить его величество за приглашение.
Подошел де Гиш.
– Ах, граф, – сказал ему король, – а я не заметил вас.
Граф поклонился. Принцесса побледнела.
Де Гиш собирался открыть рот, чтобы произнести благодарность.
– Граф, – остановил его король, – теперь как раз время озимых посевов. Я уверен, что ваши нормандские фермеры очень обрадовались бы вашему приезду к себе в поместье.
После этой жестокой выходки король повернулся спиной к несчастному графу.
Теперь побледнел и де Гиш. Он сделал два шага к королю, забыв, что можно только отвечать на вопросы его величества.
– Я, кажется, плохо понял, – пролепетал он.
Король слегка повернул голову и, бросив на Гиша один из тех холодных и пристальных взглядов, которые, как нож, вонзались в сердце людей, впавших в немилость, медленно отчеканил:
– Я сказал: в ваше поместье.
На лбу графа выступил холодный пот, пальцы разжались и выронили шляпу.
Людовик бросил взгляд на мать, чтобы подчеркнуть перед ней полноту своей власти. Он отыскал также торжествующий взгляд брата и убедился, что тот доволен мщением. Наконец он остановил свои глаза на принцессе. Принцесса улыбалась, разговаривая с г-жой де Ноайль. Она ничего не слышала или делала вид, что не слышала.
Шевалье де Лоррен тоже смотрел своим упорным враждебным взглядом, похожим на таран, сокрушающий препятствия. Один только де Гиш остался в кабинете короля. Постепенно все разошлись.
Перед глазами несчастного мелькали какие-то тени.
Страшным усилием воли он овладел собой и поспешил домой, где его ожидал Рауль, не отделавшийся от мрачных предчувствий.
– Ну что, как? – прошептал он, увидя своего друга, вошедшего нетвердым шагом, без шляпы, с блуждающим взглядом.
– Да, да… это верно… да…
Больше де Гиш ничего не мог выговорить. Он без сил повалился в кресло.
– А она?.. – спросил Рауль.
– Она?.. – вскричал несчастный, поднимая к нему гневно сжатый кулак. – Она!..
– Что она делает?
– Смеется.
И сам злосчастный изгнанник разразился истерическим хохотом. Потом упал навзничь. Он был уничтожен.
XVI. Фонтенбло
Уже четыре дня великолепные сады Фонтенбло были оживлены непрекращающимися празднествами и весельем. Господин Кольбер был завален работой: по утрам он подводил счеты ночных расходов, днем составлял программы, сметы, нанимал людей, расплачивался.
Господин Кольбер получил четыре миллиона и пытался расходовать их с разумною экономией.
Он приходил в ужас от трат на мифологию. Каждый сатир и каждая дриада обходились не менее чем по сотне ливров в день. Да костюмы стоили по триста ливров. Каждую ночь фейерверки истребляли пороху и серы на сто тысяч ливров. Иллюминация по берегам пруда обходилась в тридцать тысяч ливров. Эти праздники казались великолепными. Кольбер от радости не мог владеть собой.
В разное время дня и ночи можно было видеть, как принцесса и король отправлялись на охоту или устраивали приемы разных фантастических персонажей, торжества, которые без устали изобретали в течение двух недель и в которых проявлялись блестящий ум принцессы и щедрость короля.
Принцесса, героиня праздника, отвечала на приветственные речи депутаций от разных неведомых народов: гарамантов, скифов, гиперборейцев, кавказцев и патагонцев, которые словно из-под земли появлялись перед нею. А король каждому из них дарил брильянты и разные дорогие вещи.
Депутации декламировали стихи, в которых короля сравнивали с солнцем, а принцессу с луной. О королевах и о принце совсем перестали говорить, словно король был женат не на Марии-Терезии Австрийской, а на Генриетте Английской.
