Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась ли из капеллы королева-мать.
Анна Австрийская была счастлива. В ее семье царило согласие, народ был в восторге от молодого короля, государственные доходы увеличивались, внешний мир был обеспечен, – словом, все сулило ей спокойное будущее. Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше, которого она приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.
Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.
– Матушка, – вскричал он, закрывая за собой дверь, – так не может продолжаться!
Анна Австрийская подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.
– О чем вы говорите?
– О принцессе.
– Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное письмо?
– Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему заместителя.
– Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.
– Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее, что он постоянно с ней?
Королева всплеснула руками и расхохоталась.
– Филипп, – сказала она, – вы положительно больны.
– От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.
– И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержали, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких оснований.
– Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что говорили про того.
– Да ведь и вы, сын мой, – сухо проговорила королева, – ведете себя по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.
Немного задетый, принц поклонился.
– Но если я вам приведу факты, вы поверите?
– Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без всякой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.
– Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает мне молчать и забыть обо всем.
– Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг – быть к вам снисходительной.
– Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко мне как к безумцу.
– Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену как существо испорченное.
– Но факты!
– Я слушаю.
– Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.
– Невинная вещь.
– Господин де Гиш разговаривал с нею наедине… Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он следует за нею, как тень.
– Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.
– Прекрасно! – вскричал герцог. – Я только и ждал, чтобы вы это сказали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю, я захватил их врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.
– И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже переусердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы. Упрекнуть их в ошибке, которую они не совершали, иногда все равно, что сказать, что они могли бы ее сделать.
– Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: «Сегодняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное, то прятались бы».
– Да, я это запомню.
– Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая, что Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что я там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.
Анна Австрийская нахмурила брови.
– Это нехорошо, – заметила она. – Что же сказала принцесса?
– Ничего.
– А Гиш?
– Тоже… Впрочем, нет… Он пробормотал какую-то дерзость…
– Какой же вы сделали вывод, Филипп?
– Что я одурачен, что Бекингэм был только ширмой, а настоящий герой – Гиш.
Анна пожала плечами.
– А дальше?
– Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингэма, и буду просить об этом короля, если только…
– Если только?
– Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная и добрая.
– Нет, я не стану.
– Что вы говорите, матушка!
– Послушайте, Филипп, я не намерена каждый день говорить людям неприятности. Молодежь меня слушается, но это влияние очень легко потерять… А главное, ничто ведь не доказывает виновности Гиша.
– Он мне не нравится.
– А это уж ваше личное дело.
– Хорошо, коли так, я знаю, что мне делать! – пылко проговорил принц.
Анна посмотрела на него с беспокойством.
– Что же вы придумали? – спросила она.
– А вот что: как только он придет ко мне, я велю утопить его у себя в бассейне.
Произнеся эту свирепую угрозу, принц ожидал, что королева придет в ужас, но Анна осталась совершенно спокойной.
– Ну что же, утопите, – сказала она.
Филипп был слаб, как женщина; он стал жаловаться, что никто его не любит и даже родная мать перешла на сторону его врагов.
– Ваша мать просто смотрит дальше, чем вы, и перестала уговаривать вас, потому что вы ее не слушаете.
– Я пойду к королю! – закричал он.
– Я только что собиралась вам это предложить. Я сейчас жду его величество: он всегда посещает меня в это время. Расскажите все ему.
Она еще не договорила этих слов, как Филипп услышал шум открываемой в соседней комнате двери и быстрые шаги короля. Принц испугался и поспешно выбежал в боковую дверь, оставив королеву одну. Анна Австрийская расхохоталась и смеялась до прихода короля.
Как заботливый сын, Людовик зашел осведомиться о здоровье королевы-матери. Кроме того, он хотел сообщить ей, что приготовления к отъезду в Фонтенбло закончены.
Услышав ее смех, он успокоился и сам засмеялся.
Анна Австрийская взяла его за руку и весело сказала:
– Знаете, я ужасно горжусь тем, что я испанка.
– Почему, ваше величество?
– Потому что испанки, во всяком случае, лучше англичанок.
– Не понимаю.
– Скажите, с тех пор как вы женились, вам приходилось когда-нибудь упрекать королеву?
– Ни разу.
– А ведь все-таки прошло уже некоторое время, как вы женаты. А ваш брат женат всего две недели…
– И что же?
– И уже второй раз жалуется на принцессу.
– Как, опять Бекингэм?
