– Если Маликорн достал патент для меня, то нужно, чтобы он сделал то же и для тебя.
Услышав свое имя, Маликорн воспользовался этим предлогом, чтобы закончить беседу с г-жой де Сен-Реми. Он обернулся:
– Что угодно?
– Подойдите, господин Маликорн, – с повелительным жестом проговорила Ора.
Маликорн повиновался.
– Такой же патент, – произнесла Монтале.
– Как?
– Еще точно такой же патент. Кажется, ясно? Мне он нужен!
– Ого! Нужен?
– Это невозможно, правда, господин Маликорн? – кротко спросила Луиза.
– Гм! Если это для вас…
– Для меня, да, господин Маликорн, для меня…
– И если мадемуазель Монтале тоже просит об этом…
– Не просит, а требует.
– Тогда придется повиноваться.
– И вы получите для нее назначение?
– Постараюсь.
– Без уклончивых ответов. Еще на этой неделе Луиза де Лавальер будет фрейлиной принцессы Генриетты.
– Как у вас все просто!
– На этой неделе, не то…
– Не то?
– Вы возьмете обратно мой патент, господин Маликорн. Я не расстанусь с подругой…
– Дорогая Монтале!
– Хорошо. Пусть ваш патент остается при вас. Мадемуазель де Лавальер будет фрейлиной.
– Правда?
– Да, да.
– Так я могу надеяться, что уеду в Париж?
– Можете быть уверены.
– О, господин Маликорн, как я вам благодарна! – воскликнула Луиза, прыгая от радости.
– Притворщица! – сказала Монтале. – Уверяй меня теперь, что ты не влюблена в Рауля!
Луиза покраснела, как майская роза. Вместо ответа она подошла к матери и обняла ее.
– Господин Маликорн – переодетый принц, – заметила старая дама, – у него неограниченная власть.
– Вы тоже хотите быть фрейлиной? – спросил Маликорн, обращаясь к г-же де Сен-Реми. – Пока я здесь, придется мне для всех добыть назначения.
С этими словами он вышел, оставив бедную г-жу де Сен-Реми в полном смятении, как сказал бы Таллеман де Рео.
– Ну, – прошептал он, спускаясь с лестницы, – это будет стоить еще тысячу ливров. Что поделаешь! Мой друг Маникан ничего не устраивает даром!
XXXI. Маликорн и Маникан
Появление этих двух новых действующих лиц в нашей повести заслуживает некоторого внимания со стороны рассказчика и читателя.
Итак, мы сообщим кое-какие подробности о Маликорне и Маникане.
Маликорн, как известно, ездил в Орлеан за патентом для мадемуазель де Монтале, который произвел такое впечатление в Блуаском замке.
Дело в том, что в Орлеане в то время жил Маникан. Это был большой оригинал, человек очень умный, вечно нуждающийся в деньгах, хотя он и черпал вволю из кошелька графа де Гиша, одного из самых туго набитых кошельков в те времена. Надо сказать, что Маникан, сын бедного дворянина, вассала Граммонов, был давним товарищем графа де Гиша.
С детских лет из далеко не детского расчета он покрывал своим именем проказы графа де Гиша. Когда его знатный приятель, бывало, утащит плоды, предназначавшиеся для супруги маршала, разобьет зеркало, что-нибудь порвет или сломает – всякий раз Маникан брал на себя вину и подвергался наказанию, которое не было менее суровым оттого, что страдал невинный.
Такое самоотвержение ему оплачивалось. Вместо того чтобы одеваться скромно, сообразно средствам отца, он всегда блистал роскошными костюмами, точно молодой вельможа, имеющий пятьдесят тысяч ливров дохода в год.
Нельзя сказать, чтобы у него был подлый характер или мелочный ум; нет, он был философ, вернее, ему были свойственны равнодушие и склонность к мечтательности, убивавшие в нем всякое честолюбие. Его единственное честолюбие заключалось в стремлении широко тратить деньги. В этом отношении наш добрый Маникан не знал никаких границ.
Регулярно – раза три-четыре в год – он опустошал кошелек графа де Гиша, а когда у того ничего не оставалось и он заявлял, что пройдет не менее двух недель, пока его карманы будут снова пополнены родительской щедростью, Маникан терял всякую энергию, ложился в постель, не вставал, не ел и продавал свои великолепные костюмы, говоря, что, раз он лежит, они ему не нужны.
За время этой умственной и физической расслабленности кошелек графа де Гиша вновь наполнялся, и часть его содержимого переходила в карманы Маникана, который покупал себе новое платье и начинал прежнюю жизнь.
Мания продавать свое совершенно новое платье за четверть цены сделала нашего героя лицом, известным в Орлеане, куда он почему-то приезжал на время покаяния. Провинциальные кутилы, щеголи, жившие на шестьсот ливров в год, делили между собой остатки его роскоши.
В числе любителей этих великолепных одежд был и наш друг Маликорн, сын городского старшины, у которого принц Конде, вечно нуждавшийся, как и всякий подлинный Конде, то и дело занимал деньги под большие проценты.
Маликорн пользовался отцовской кассой. Иными словами, в ту эпоху нестрогой морали молодой человек тоже давал деньги взаймы и составил себе из этого годовой доход в тысячу восемьсот ливров, помимо тех шестисот, которые ему доставляла щедрость отца. Таким образом, Маликорн был королем орлеанских щеголей: он мог тратить до двух тысяч четырехсот ливров в год.
Но в противоположность Маникану Маликорн был страшно честолюбив: из честолюбия он любил, из честолюбия швырял деньгами, из честолюбия готов был разориться.
Маликорн решил во что бы то ни стало возвыситься; ради этого он обзавелся возлюбленной и другом. Возлюбленная Маликорна, Монтале, не уступала его страсти; но она была знатная девушка, и Маликорн довольствовался этим. Его друг был холоден к нему, но он был любимцем графа де Гиша, который был другом герцога Орлеанского, и Маликорн довольствовался этим.
Монтале стоила ему (ленты, перчатки, сласти) тысячу ливров в год. Маникан обходился ему в год от тысячи двухсот до полутора тысяч, которые он давал ему в долг без отдачи.
Итак, у Маликорна не оставалось ровно ничего. Впрочем, нет, мы забыли: у него была отцовская касса.
Молодой человек прибегнул к одному средству, которое хранил в глубочайшей тайне. Он позаимствовал из кассы старшины около пятнадцати тысяч ливров, дав себе клятву при первом же удобном случае покрыть дефицит. Таким случаем должно было оказаться получение хорошего места при дворе герцога Орлеанского, когда к его свадьбе начнут набирать штат придворных.
И вот это время настало: начали набирать придворных.
Хорошее место при особе королевской крови, да еще полученное по рекомендации такого человека, как граф де Гиш, могло приносить по крайней мере двенадцать тысяч ливров в год, а благодаря привычке Маликорна увеличивать свои доходы двенадцать тысяч легко могли превратиться в двадцать.
