Рита жахнула очередной тарелкой.
– Круши! Круши! Они же ничего не стоят! Не ты же за них горбатилась! Давай! Посмеши соседей!
– Где мой паспорт?!
– Паспорт тебе? Сейчас! – он полез в карман.
Рита, занеся очередную тарелку над головой, замерла в ожидании. Отец пошарил рукой в кармане:
– Ага, – вытянул фигу, показал гостю, потом дочери. – Вот ей паспорт.
Ба-бах!
– Михал Михалыч, здравствуйте, – сказал Вадим.
– Ага! Садись, Вадим, голову только в плечи втяни. А у нас, видишь, праздник. Доченька моя очнулась!
– Это хорошо. Я очень рад.
Рита, с намерением оторвать стеклянную дверцу шифоньера, потянула ее на себя, но за дверцей наклонился и подался весь шкаф и с грохотом ухнул о паркетный пол.
– Ух ты! – прокомментировал Вадим.
Папа ошалело взглянул на дочь и повернулся к гостю, ища у него поддержки.
– Ну… вот…
Рита, подбоченясь, с вызовом смотрела на родителя.
– Это уже слишком! – обратился к ней отец. – Это перебор! Вот за это я тебя накажу.
Девушка на миг улыбнулась, но тут же посерьезнела.
– Мой паспорт! – требовательно произнесла она. – Ты не имеешь права его забирать! Это нечестно! Я взрослый человек. Ты поступаешь аморально как отец и противозаконно как гражданин.
– Аморально… противозаконно… – Михал Михалыч взглянул на Вадима. – Вчера – папочка вытри сопельки. Папочка, я бабая боюсь! – пропищал он, – а сегодня – аморально, противозаконно! Слышал, да? Кто же вас таким поганым словечкам учит?
Рита жахнула очередной тарелкой.
– Круши! Круши! Они же ничего не стоят! Не ты же за них горбатилась! Давай! Посмеши соседей!
– Не ищи союзников. Вадим не поможет. Разговариваешь со мной, смотри на меня. Трус.
– Я трус? – возмутился отец.
– Да, трус. Я хрупкая, ослабленная болезнью девушка, а вы, два амбала, накинулись!
Вадим удивленно вскинул брови, хотел возразить, что и слова еще не сказал, но передумал. Решил, что сейчас ее лучше не трогать.
Рита продолжала:
– Я столько пережила! Я такая слабая, такая несчастная… Я лежала, шевельнуться не могла… Может, умерла бы совсем! А может, вы этого и добиваетесь?! Ночью, подло, на цыпочках подкрался, перепрятал паспорт. Небось думал, только бы не очнулась.
– Он на столе лежал, вот здесь, – отец ударил ладонью по столу. – И не думал прятать. Просто переложил. Куда, не скажу. И хватит давить на жалость! Хрупкая, слабая… – здоровее меня будешь.
Рита начала притворно кашлять: – Кх-кх… кх…
– Что с тобой? – подозрительно спросил отец.
– Мне надо уехать. Ну как ты не понимаешь, папа?
– Никуда я тебя не отпущу.
– Как можно так издеваться над ребенком? – снова закашляла. – Кх-кх… кх… Ты жестокий человек! Тебя надо лишить родительских прав!
– Меня?!
– Тебя!
– Лишить родительских прав, значит?!
– Да! Ты детей ненавидишь! Ты злой человек!
– Я злой человек?!
– Злой человек и ворюга. Ты у меня паспорт украл. Тебя надо в полицию сдать.
Отец насупился:
– Да уж… Вот так, дочка, да? Дождался от тебя теплых слов…
Глаза отца увлажнились, он шмыгнул носом и вышел из комнаты. Вернувшись, бросил на стол паспорт, вытащил из внутреннего кармана висящего на спинке стула пиджака пачку сигарет и вышел на балкон.
Рита спрятала паспорт в шкаф между бельем и пошла вслед за отцом. Подкравшись на цыпочках, обняла его со спины, крепко обхватив отцовский живот руками.
– Отстань, – рявкнул отец.
Девушка обняла его еще крепче.
– Давай мириться.
– Ты хоть иногда думай, что ляпаешь. Так нельзя, Рита.
– Я тебя люблю, значит, мне все можно, – возразила она.
– Тебе же не пять лет.
Девушка расцепила руки, выхватила у него изо рта дымящуюся сигарету, сломала и выбросила. Он усмехнулся и достал из кармана пачку. Дочка ухватилась за нее, но отец зажал пачку в руке, и Рите не удалось завладеть ею. Тогда она отогнула толстый отцовский мизинец, другой рукой вырвала пачку и бросила вниз.
– Мы больше не курим, – заявила безапелляционно дочь.
– Знаешь, почему я отдал тебе паспорт?
Она снова прижалась к нему:
– Потому что ты самый хороший папа в нашем городе.
– Я отдал его тебе потому, что ты права: ты взрослый человек, и это принадлежит тебе и только тебе. Я не имею права забирать у тебя паспорт. Хоть загран… хоть… не важно. Но я имею право заблокировать твою карточку. Научишься зарабатывать – лети куда хочешь. А пока ты на моем обеспечении, изволь слушаться.
Девушка опустила руки и шагнула назад.
– А вот это подло.
По лицу мужчины пробежала нервная дрожь, он не оглянулся.
– Думай, как хочешь, я свое слово сказал.
Хуши сказал: «Умей ждать и дождись своего поезда, учат они. На перроне, а не на рельсах, добавляю я»
Рита еще не знала как, но твердо решила, что сегодня улетит.
«Где ты, где ты, Саня? – переживала она. – Где же тебя теперь искать? Молния, проклятая молния! Может, ты ослеп, может, у тебя опаленное лицо и руки… Мне все равно! Ты будешь со мной, что бы ни случилось. Как страшно думать о том, что больше не увижу тебя. Как привыкла. Как плохо без тебя. Милый, любимый мой Саня. Я найду тебя и ни за что никогда никуда не отпущу. Обниму и буду держать долго. И пройдет ночь, и день, и еще много ночей и дней. Я буду держать тебя в объятиях, пока не постарею, пока не ссохнутся, не рассыплются мои косточки. Откуда ты взялся в моей жизни? Зачем сделал такой слабой и зависимой? Жила бы себе, ходила в институт, по расчету вышла бы замуж, родила от нелюбимого ребенка, одного. Ему и одного много. Пила бы в беседке чай с плюшками и угасала тихо. Серенькая предсказуемая судьба, серенького человека. А тебе, тебе я рожу двух, или даже трех. Еще те будут фантазеры! Непутевые, но очень хорошие, добрые, как их папа. И может, будет такая же беседка и такие же плюшки… Такие – да не такие! Они будут такие мягкие и сладкие. Такие плюшки я люблю».
Больше с отцом Рита не разговаривала. Хотела позвонить подругам, но на телефоне кончились деньги. Просить у папы в сложившейся ситуации девушка посчитала ниже своего достоинства. К подругам она отправилась пешком. Надо во что бы то ни стало раздобыть денег на дорогу.
