– Как шкрипит, а! Кто-то жарычал, да? У ваш там нет шобаки?
– Тут только мы.
Сергей поднялся и на всякий случай встал за стулом. Фил, оглядываясь, не торопясь прошел в комнату.
– Присаживайтесь, – предложил Сергей, отпустил спинку стула и сделал шаг назад.
Фил забрался на предложенный стул с ногами и сел на корточки.
– А кролик ваш ждох, кажетша. Прыгал, прыгал, а потом – хлоп! Эх, думаю… – вдруг осекся, обратил внимание на свою странную позу. Усмехнулся самому себе и сел по-человечески.
У Сергея немного отлегло от сердца.
– Особо каких-то изменений я не наблюдаю, – обратился он к профессору. – Может, мы рано испугались?..
– Што? – спросил Фил, поджал руки к груди и потянул носом воздух. У него немного припухла верхняя губа, заметно стали выдаваться два верхних передних зуба.
– Вы как себя чувствуете? – обратился к нему профессор.
– Ой! – поморщился Фил. – Чего так орешь? – Уши у него неестественно зашевелились, причем одно пошло вверх, а другое подалось вниз, левый глаз начал моргать, кожа под ним задергалась, будто нерв защемило.
Ученые переглянулись. Профессор потупил взгляд, а затем и вовсе отвел его в сторону.
– Вы чего? – спросил Фил, снова с ногами взбираясь на стул.
Хуши сказал: «Женщины за наивностью часто прячут ум, мужчины за цинизмом, как правило, глупость»
Рита смогла подняться только через полчаса после пробуждения. Во всем теле ощущалась слабость. Не то что двигаться, говорить было трудно.
Отец все это время не отходил от нее. Держа дочь за руку, рассказывал обо всем, что случилось за последние полтора месяца. Это был неудержимый, бессвязный поток слов и эмоций. Девушка узнала, что папа поругался с Павлом Игоревичем и обещал сжечь лабораторию. У папы все время болит голова. Папа каждый день возит к ней новых врачей. С Николаем Ивановичем, партнером по бизнесу, после того как Рита отказала Вадиму, отношения у папы испортились окончательно. Несостоявшийся сват грозится продать свою долю, если Рита, как он выразился, и дальше будет выкобениваться. Рита также узнала, что не всегда лежала в постели. Через неделю после случившегося стала подниматься и, как лунатик, бродила по комнате. Чтобы не ушла, папа сделал так, чтобы замки изнутри открывались только ключами, и поставил на окна роллеты. Риту навещали подруги. Папе показалось, что у одной из них с Вадимом отношения.
– Вадим очень обижен, его можно понять, – говорил папа, – но он не бросил тебя прикованной к кровати, приходил каждую среду. И если ты способна ценить в людях верность, – он повысил голос, – то просто обязана восстановить с ним отношения.
– Папа, – с теплом отвечала Рита, – давай больше никогда не будем ссориться. Я так люблю тебя. Ты самый лучший папа в этом городе.
– Да… – отец задумался. – Ты так говорила в детстве. Маленькой ты была такая послушная. А теперь, – он покачал головой.
– Я не люблю Вадима, папа. Я люблю другого человека.
Отец рассмеялся, всплеснул руками.
– Ха-ха… доченька, какая глупость! Да это бред, фантазия, нет никакого другого! Ты же вот здесь, у меня перед глазами полтора месяца… Это помутнение, это пройдет. Придумала там себе кого-то и влюбилась. Мечты мечтами, малышка, но жизнь, она чуть-чуть другая. Идеал – это прекрасно, но придется выбирать из этих, из реальных. А мечты о принце на белом коне оставь в прошлом. Ты у меня взрослая девочка.
– Папа, я по тебе соскучилась. Дай я тебя обниму, – улыбаясь, сказала девушка и потянулась к отцу.
Он подошел, прижал ее голову к груди, поцеловал в макушку и прошептал:
– Рита, я чуть с ума не сошел. Если потеряю тебя – жить мне больше незачем. Я покончу с собой… Я курить опять начал…
– Чтобы бросил! – строго произнесла дочь.
– Угу… На балконе курю. Дверь приоткрою, смотрю на тебя и думаю: если умрет, вырою две могилы и скажу, чтобы рядом… Вены бы вскрыл и все…
Рита захлюпала носом.
– Ну что ты такое говоришь!
– Да-да…
– А я уезжаю, папа, – еще сильнее прижимаясь щекой к родной груди, прошептала она.
– Куда, дочка?
– В Мьянму.
– А почему не в Шанхай? Шанхай ближе.
– В Шанхае я никому не нужна.
– Ха-ха… – посмеялся отец. – Выдумщица. А в Мьянме нужна?
– Ему плохо. Я должна ему помочь.
– Высокий?
– Он высокий. Он даже выше тебя.
– Стройный?
– Да, стройный. У него красивое тело. Такой загорелый…
– Красивый?
– Очень красивый. Знаешь, как на него бабы пялятся! Космы бы повыдергивала.
– Врууунет?
– Блооондин, – возразила она.
Отец отстранился, взял ее за плечи.
– Рита, а ведь я сейчас злюсь. Какие еще блондины, малышка? Все! Добро пожаловать в реальность. Разговоры эти прекращай. А то меня слегка колотить начинает. Кстати, Вадим скоро придет. Вот удивится, представляешь? Тоже, так переживал. Подавленный ходил.
Рита спустила ноги на пол.
– А ты быстро набираешь силы, щеки порозовели, – отметил отец.
– Я пойду под душем постою.
– Давай-давай. – Сидя на кровати, с которой только что поднялась дочь, он положил голову на подушку и сладко вздохнул. – Полежи в ванной, наведи красоту, волосы заплети… Помнишь, как маме нравилось? Ты права, дочка, давай больше никогда не будем ссориться.
– Папа, а ты не помнишь, где мой загранпаспорт?
– Что?
Хуши сказал: «Хилые и глупые никогда не будут иметь власти над сильными и умными, звеня цепями, доказывал я тюремщику»
Через два часа отвергнутый Вадим, поднимаясь по лестнице, услышал с верхнего этажа крики и звон бьющейся посуды. Поднялся. Так и есть, ругались в квартире, которую он планировал посетить. От волнения сперло дыхание, закружилась голова. Рука потянулась к ручке, дверь поддалась. Не успел войти, как в полуметре от него об стену разбилось что-то белое, блестящее. Спасаясь от осколков, Вадим инстинктивно присел.
– О! – кричал Ритин папа. – Чуть Вадима не убила! Давай! Всех покалечь! Не стыдно?! Пусть! Пусть Вадим посмотрит, какая ты! Узнает твой характер, сам убежит!
– Рита, привет! – Вадим помахал рукой.
Девушка сердито зыркнула в его сторону, потом на отца, достала из серванта очередную тарелку и шваркнула об пол.
Отец скрестил руки на груди.
– И это наша тихоня! Взбалмошная, испорченная девчонка! Хоть все разнеси! Никуда не поедешь! На всех дверях замки повешу! Окна наглухо заколочу! Фигушки выйдешь!
