Огромная печь, в которой уже четвертый день никто не поддерживал огня, остыла Тигели на подставках тоже остыли.
Лоренца разглядывала все эти странные приспособления, последние достижения отживавшей свой век алхимии, и ничему не удивлялась: казалось, она понимала назначение каждого из них.
– Ты пытаешься найти секрет золота? – с улыбкой спросила она.
– Да.
– А в каждом из этих тигелей помещены смеси в различных соотношениях?
– Да, и все это уже остыло и пропало, но я об этом не жалею.
– Ты совершенно прав, потому что твое золото будет не чем иным, как окрашенной ртутью. Возможно, тебе удастся добиться того, чтобы она отвердела, но ты никогда не превратишь ее в золото.
– Так можно ли сделать золото?
– Нет.
– Однако Даниэль из Трансильвании продал за двадцать тысяч дукатов Коему Первому рецепт получения золота из других металлов.
– Даниэль из Трансильвании обманул Косма Первого.
– А как же саксонец Пайкен, приговоренный к смерти Карлом Вторым, выкупил свою жизнь, получив золотой слиток из свинца, и из этого золота отчеканили сорок дукатов, а также медаль в честь талантливого алхимика.
– Талантливый алхимик был в то же время ловким шулером. Он подложил вместо свинцового слитка золотой, только и всего. Для тебя, Ашарат, самый надежный способ добычи золота в том, чтобы отливать в слитки, как ты это пока и делаешь, то золото, которое свозят к тебе твои рабы со всех концов света.
Бальзамо задумался.
– Итак, перерождение одного металла в другой невозможно? – спросил он.
– Невозможно.
– Ну, а что с алмазом? – отважился спросить Бальзамо.
– Алмаз – совсем другое дело, – отвечала Лоренца.
– Значит, алмаз получить можно?
– Да, потому что для того, чтобы получить алмаз, не нужно переделывать одно вещество в другое; необходимо только попытаться преобразовать уже известный элемент.
– А ты знаешь, что это за элемент?
– Разумеется! Алмаз – это кристаллизованный чистый уголь.
Бальзаме замер. Его озарила неожиданная, неслыханная мысль; он закрыл лицо руками, словно был ослеплен.
– Боже! Боже мой! – прошептал он. – Ты слишком добр ко мне. Верно, мне угрожает какая-нибудь опасность. Боже мой! Какой перстень мне бросить в море, чтобы отвести твою ревность? Довольно, на сегодня довольно! Довольно, Лоренца!
– Разве я не принадлежу тебе? Приказывай, повелевай!
– Да, ты моя. Идем, идем!
Бальзамо повлек Лоренцу из лаборатории, прошел через оружейную комнату, не обратив внимания на легкое поскрипывание над своей головой, и вновь оказался вместе с Лоренцой в комнате с зарешеченными окнами.
– Значит, ты доволен своей Лоренцой, любимый мой? – спросила молодая женщина.
– Еще бы! – воскликнул он.
– Чего же ты опасался? Скажи!
Бальзамо умоляюще сложил руки и взглянул на Лоренцу с выражением такого ужаса, которому вряд ли мог бы найти объяснение зритель, не умевший читать в его душе.
– А ведь я чуть не убил этого ангела и не умер от отчаяния, решая вопрос о том, как мне стать счастливым и всемогущим! Я совсем забыл, что возможное всегда выходит за рамки современного состояния науки, и это возможное начинает восприниматься как нечто сверхъестественное. Я думал, что знаю все, а оказалось, что я ничего не знал.
Молодая женщина блаженно улыбалась.
– Лоренца! Лоренца! – продолжал Бальзамо. – Значит, осуществился таинственный замысел Господа, создавшего женщину из ребра мужчины и сказавшего им, что у них будет одно сердце на двоих! Моя Ева ожила; моя Ева будет жить моими мыслями, а ее жизнь висит на ниточке, которую держу в руках я! Это слишком много для одного человека. Боже мой, и я склоняюсь под тяжестью Твоих благодеяний!
Он упал на колени, в восторге прижавшись к ногам красавицы, дарившей его неземной улыбкой.
– Нет, ты никогда не оставишь меня, под твоим всепроникающим взором я буду в полной безопасности; ты будешь мне помогать в моих научных открытиях – ведь ты сама сказала, что только ты можешь их дополнить, что одно твое слово облегчит мои поиски и сделает их плодотворными; только ты могла бы мне сказать, что я не получу золота, потому что это однородное вещество, простой химический элемент; ты мне скажешь, в какой частице своего создания Бог скрыл золото; ты скажешь мне, в каких неизведанных глубинах Океана лежат несметные богатства твои глаза помогут мне увидеть, как развивается жемчужина в перламутровой раковине, как зреет мысль в человеческом мозгу. С твоей помощью я услышу едва различимый звук, с каким червь роет землю; я услышу поступь приближающегося врага. Я обрету величие Бога, но буду счастливее Его, моя Лоренца! Ведь у Бога на небесах нет равной ему во всем подруги; Бог всемогущ, однако он одинок в своем величии и не может разделить его ни с каким другим существом: это всемогущество и делает его Богом.
Продолжая улыбаться, Лоренца отвечала на его слова жаркими ласками.
– Несмотря ни на что, ты все еще сомневаешься, Ашарат, – прошептала она, словно каждая мысль, беспокоившая ее возлюбленного, была ей доступна. – Ты сомневаешься, как ты сказал, что мне будет под силу шагнуть за черту нашей любви, что я смогу видеть на расстоянии, но ты утешаешься при мысли, что если не увижу я, то увидит она.
– Кто?
– Блондинка… Хочешь, я скажу, как ее зовут?
– Да.
– Постой-ка… Андре!
– Да, верно. Да, ты умеешь читать мои мысли. Меня мучает только одно: видишь ли ты, как прежде, на расстоянии, несмотря на препятствия, встающие перед твоим внутренним взором.
– Испытай меня.
– Дай руку, Лоренца.
Молодая женщина схватила Бальзамо за руку.
– Ты можешь последовать за мной? – спросил он.
– Всюду, куда пожелаешь.
–Идем.
Бальзамо мысленно покинул дом на улице Сен-Клод, увлекая за собой Лоренцу.
– Где мы сейчас? – спросил он.
– Мы взобрались на гору, – отвечала молодая женщина.
– Верно, – согласился Бальзамо, затрепетав от радости. – А что ты видишь?
– Передо мной? Слева? Справа?
– Прямо перед тобой.
– Я вижу огромную долину; с одной стороны лес, по Другую руку город, а между ними – убегающая вдаль река, она течет вдоль стены огромного замка.
– Все верно, Лоренца: лес носит название Везине, а город – Сен-Жермен; замок называется Мезон. Давай войдем в павильон позади нас.
– Хорошо.
– Что ты видишь?
– Какую-то приемную: там сидит негритенок и грызет конфеты.
