— Твоя семья тут живет, верно? Ты боишься, что будешь скучать?
— Бог мой, да нет, — улыбнулся Логан. — Вот уж тут переезд был бы к лучшему. Моя мама — настоящий кошмар.
— Понимаю, мои приемные родители были такими же. Значит, дело не в семье?
— Не знаю.
Новая жизнь в Бирмингеме… Он сможет оставить здесь плохие воспоминания, начать с чистого листа…
— Слушай, — сказал Фолдс, — не торопись. Выспись, подумай… Я пробуду здесь еще пару дней, но если ты скажешь мне, я начну готовить необходимые бумаги. И через четыре недели ты станешь инспектором Макрайем, полиция Уэст Мидленда.
Логану понравилось, как это звучит.
Ньюмачер походил на деревню, как и большинство населенных пунктов вблизи Абердина.
Элизабет Николь жила в кирпичной коробке, построенной в семидесятые годы в мрачном тупике. Около дома стояла машина — заднее сиденье завалено пожелтевшими газетами и пустыми стаканчиками из-под кофе из «Старбакса». Логан припарковался за ней.
— Правило первое, — сказал Фолдс, вылезая на улицу, — если ты вольешься в мою команду, я хочу, чтобы ты действовал целенаправленно. И не смотри на меня так. Тут вот в чем дело. Грамотный полицейский никогда не будет шляться в надежде, что ему в руки свалится какая-нибудь замечательная улика. Он руководствуется заранее определенной целью. Вот скажи мне — с какой целью мы приехали сюда? Чего мы будем добиваться?
— Мы должны выяснить, не помнит ли Элизабет Николь еще что-то об этой ночи. Пусть попробует описать Мясника. — Логан ненадолго замолчал, чтобы подумать, затем продолжил: — Надо установить, нет ли какой-нибудь связи между Мясником и Янгами. Может, дело не только в газетной статье? Может, они еще как-то пересекались?
— Правильно. А теперь пойдем и посмотрим, не свалится ли нам в руки какая-нибудь замечательная улика.
Центральное место в доме Элизабет Николь занимала внушительная коллекция стеклянных шаров с водой и хлопьями искусственного снега внутри со всей Европы: из Польши, Хорватии, Литвы, Молдавии, Словакии и многих других стран и городов, названия которых Логан даже выговорить не мог. Шары были выставлены на полках, бегущих до самого потолка.
Сама Элизабет оказалась маленькой суетливой женщиной. Она постоянно теребила свою блузку — то поправляла воротник, то смахивала несуществующую пылинку, то касалась пуговиц.
Констебль Мунро сидела в цветастом кресле у окна и периодически говорила хозяйке, что все будет хорошо, что теперь она в безопасности.
Элизабет вскипятила чай, села на диван, немного поерзала, взяла с полки шар, повертела его в руках, выглянула в окно.
— Никто не хочет… что-нибудь съесть? Это несложно, я сама собиралась себе что-нибудь приготовить. Там есть всякие остатки… — Она вернула шар на место. — Простите… это глупо… — По ее щекам побежали слезы.
Констебль Мунро встала и обняла ее за плечи:
— Все нормально, Лиз.
— Мне просто хотелось быть полезной. — Хозяйка вытерла слезы ладонью. — Я такая вот идиотка…
— Ерунда, с вашей стороны это очень мило, — сказал Фолдс. — К сожалению, я должен поехать на ленч к одному скучному старому пердуну, но я уверен, что сержант Макрай и констебль Мунро с удовольствием составят вам компанию.
— Гм… — Логан взглянул на Мунро, затем на Фолдса и, наконец, на Элизабет. — Разумеется, но… если только вам будет не слишком хлопотно.
Хозяйка еще раз заверила всех, что ей не составит труда приготовить, и умчалась на кухню.
— Итак, — сказал Фолдс, когда до них донесся приглушенный рев вытяжки, — переходим к делу: почему она не в больнице?
Мунро вытащила блокнот:
— Сама выписалась. У нее бзик насчет докторов. Также она отказалась от программы защиты свидетелей. Эти деятели были здесь, пытались ее уговорить…
— Это плохо, что отказалась. Нельзя, чтобы единственный живой свидетель оставался без охраны.
— Она даже не захотела, чтобы мы поставили возле дома патрульную машину. Похоже, она хочет сделать вид, что ничего не произошло. С ее точки зрения, если сунуть голову в песок, никто тебя не увидит.
— Тогда вам придется остаться.
Мунро потеряла дар речи.
— Вы… что? Я…
— Вы ведь приставлены к ней от отдела семейных связей?
— Но от меня требовалось разузнать всё о ее прошлом…
— А вы уверены, что это важнее, чем позаботиться о том, чтобы ее не убили?
— Что?..
— Ничего не случится, но если всё же что-то насторожит, вы будете здесь и вызовете подкрепление. А мы пошлем пару машин для незаметного наблюдения — Николь даже не догадается. Поставим их на расстоянии в тридцать секунд езды. Заметите что-то подозрительное — немедленно звоните. Вот и всё, никакого героизма.
Мунро попыталась еще раз:
— Послушайте, сэр. У меня смена кончается в два. Я должна…
— Вы уже свой отчет написали?
— Я… еще нет, но…
— Тогда что вы успели сделать?
— Я начала писать предварительный отчет…
На Фолдса это не произвело впечатления.
— Вы просидели здесь все утро, констебль. Так где же история семьи, где временная шкала, где сведения о месте ее работы?
— Я… это не так просто… Николь не просидела спокойно и двух минут. Она нервничает. Наверное, всё еще в шоке.
— Послушайте, — сказал Фолдс, — у вас есть возможность доказать всем, что вы не из портачей…
— Что? Я никогда не портачила! Кто сказал, что я портачила?
— После истории с Уильямом Лейтом…
— Это не моя вина! Откуда мне было знать, что он убил свою жену? Он же сказал, что это сделал Мясник. Все…
— Кое-кто считает, что опытные работники не допускают таких ошибок.
— Это так, да… — Она взглянула на Логана, но у него не было ни малейшего желания впутываться. — Я стараюсь.
— Именно это меня и беспокоит. — На лице Фолдса появилась дружеская улыбка, потому что из кухни вернулась хозяйка с двумя тарелками, на которых горой лежало мясо и что-то невзрачное. Одну тарелку она поставила перед констеблем Мунро, и та резко побледнела.
— Я… я вообще-то вегетарианка, простите… Знаете, в последнее время едва ли не половина города стали вегетарианцами, верно? — Она с трудом выдавила улыбку. — Но выглядит замечательно.
— Вот как… — Николь забрала тарелку. — У меня есть томатный суп в банке, хотите? Я могу…
— Вы лучше садитесь, — обратился к ней Фолдс. — Констебль Мунро сама о себе позаботится. — Он бросил на нее уничижительный взгляд: — Так ведь?
Скупая улыбка:
