Надежда не хотела кофе. Слишком много его было выпито за
день, так много, что он противно болтался в желудке, подступал к горлу, и все
время хотелось чем-нибудь его заесть, чтобы не было так противно.
Вот картошечки бы в самый раз!..
— Самая лучшая заварка для турецкого чая, конечно же,
тробзонская. Есть такой город в Анатолии, Тробзон.
— Почему в Анатолии, Марья Максимовна?
— Да потому, Наденька, что именно так всегда называлась
земля, на которой нынче расположена Турция! И еще контрабандный иранский чайный
лист, но его невозможно достать.
— Погодите, — сказала Надежда, тщетно пытаясь отделаться от
мыслей о картошке. — Почему иранская? А Шри-Ланка? Там самый лучший чай, это
всем известно!
— На Цейлоне, — поучительно начала Марья Максимовна,
по-старинному называя знаменитый чайный остров, — растет чай, который пьют
европейцы. Это совсем не то!.. Настоящий турецкий чай не заваривают, а варят!
— Если чай варить, — заметила просвещенная Надежда, —
получится чифирь. Его пьют уголовники на зоне!
— Боже, что вы говорите!
Солнце уже совсем свалилось за остроугольные крыши питерских
домов, и как-то сразу завечерело, из открытого окна потянуло сыростью.
Осень скоро. Самое скучное и долгое время. Почему лето
пролетает мгновенно, а осень тянется бесконечно?..
— Можно, я закрою окно?
— Прикройте, если вам сквозит, Наденька! А я люблю свежий
воздух. Воздух Ленинграда — единственное, чем я могу дышать.
Надежде было неуютно, но закрывать окно она не стала.
— Конечно, эти жалкие листья, которые мы считаем чаем,
варить нельзя! Они превратятся в отраву, которую вообще невозможно будет взять
в рот! Но тробзонский или иранский чай нужно именно варить. Турецкие чайники
всегда двухэтажные. В нижнем кипит вода, а в верхний, пока еще сухой, нужно
положить заварку. Когда верхний чайничек прогреется, из нижнего в него
наливается кипяток, а в нижний доливается свежая вода, и, пока вода в нижнем не
закипит, его не снимают с огня! Чай варится примерно полчаса на водяной бане, и
уверяю вас, Наденька, что вы никогда не пили ничего подобного!
— Никогда, — согласилась Надежда.
От запаха кофе, запаха, который она так любила, у нее совсем
подвело живот. Хоть бы уж кофе поскорее дали! Тогда прилично будет съесть
печенье.
Марья Максимовна налила ей кофе в крохотную чашечку, а себе
заварила каких-то листьев в большой кружке.
Надежда пригубила кофе, закрыла глаза и, как всегда,
сказала, что именно этот кофе удался особенно и Марье Максимовне нужно открыть
собственную кофейню.
— А что? Будь я помоложе! — грустно ответила хозяйка. — И
открыла бы! Петербуржцы любят кофе. Даже Анна Андреевна писала, что в
петербургских парадных всегда пахло кофе и дамскими духами!
Надежда отпила еще глоток. Марья Максимовна любила помянуть
Ахматову, и Надежде иногда казалось, что она словно сравнивает великую
петербурженку с собой и находит много общего!..
— Что ваш муж? — вдруг спросила соседка. — Не вернулся?
— Нет, — сказала Надежда и поставила чашечку на такое же
крохотное блюдце. — Но он сегодня звонил.
— Он звонил вам?!
— Да. И, знаете, Марья Максимовна, я так ждала его звонка,
но почему-то мне наплевать на то, что он сегодня позвонил. Может быть, я его
тоже разлюбила? Не только он меня!
— Что за чепуху вы говорите, Наденька?! Какая разница, кто
кого разлюбил?! Он ваш муж, и он должен быть с вами! Вы просто обязаны его
вернуть!
Надежда промолчала. Она совсем не была уверена, что обязана
его вернуть. Она даже вдруг засомневалась, что хочет, чтобы он вернулся!
Нужно будет поговорить об этом с Дэном Уолшем. Интересно, а
он хочет, чтобы к нему вернулась его жена, которая считала калории в зубной
пасте?
— Звонил… — себе под нос сказала Марья Максимовна. — Это
странно!..
— Почему?
— Они уходят не для того, чтобы возвращаться, девочка! Их
можно только силой заставить!
Надежде хотелось поскорее домой. В первый раз в жизни после
катания по перилам Марья Максимовна вызывала у нее неприязнь и страх.
— А больше никаких происшествий с вами не случалось? Никто
не жег фотографий и не рвал одежду?
И Надежда не стала рассказывать ей, как ломилась среди ночи
в ее квартиру, обнаружив привешенное к люстре чучело. Кроме того, она была
уверена, что соседка знает — Марья Максимовна была в курсе всех дел, которые
творились в доме, — и спрашивает именно затем, чтобы она рассказала, а ей не
хотелось.
— Нет, — ответила она по возможности беспечно. — Ничего
такого.
— Я надеюсь, что ваш американец уже разобрался в этой темной
истории!
— Еще только разбирается, Марья Максимовна. Вот сегодня был
у Павла на работе.
— У вашего мужа? Американец?! — поразилась соседка. —
Зачем?!
Надежда пожала плечами:
— Что-то выяснял. У него ведь такая работа — выяснять.
— Господи, но у Павла-то что он может выяснить?! Вряд ли
Павел сам изуродовал свои вещи! Согласитесь, что это странно.
— Марья Максимовна, я пойду. — Надежда поднялась, испытывая
почти непреодолимое желание сделать реверанс. — У меня завтра утренняя смена,
мне рано вставать. Спасибо вам большое, кофе у вас превосходный.
— А может, вы им увлечены, дорогая?
— Ке-ем?!
— Американцем. Вы доверяете ему свои тайны, отсылаете
выяснять ваши отношения с мужем! Может быть, вам кажется, что он заменит вам
Павла?
— Марья Максимовна, что вы такое говорите?!
Соседка пожала плечами:
— У меня большой жизненный опыт, дорогая. Но хочу
предупредить вас, что из таких историй никогда ничего не выходит! Вы не можете
рассчитывать на американца, нет, нет! Вы должны выбросить его из головы! Ваш
муж Павел, и только с ним может быть связана ваша судьба!
— Марья Максимовна! — воскликнула Надежда. — Вы, наверное,
чего-то недопоняли! Павел от меня ушел, давно! Сегодня он сказал, что подает на
развод! Он не собирается ко мне возвращаться! Американец тут совсем ни при чем!
Марья Максимовна походила по комнате, а потом взглянула на
Надежду.
— Вы должны сохранять достоинство. Нет ничего хуже, чем
женщина, потерявшая достоинство. Бегать за мужчиной недостойно, дорогая. А мне
кажется, что вы как раз бегаете за вашим американцем, — прибавила она с
презрением.
