Сейчас свидетельница улыбалась, и лицо у нее было совершенно
счастливым.
— Скажите, — спросил Максим Вавилов, вложив ввопрос всю
язвительность, на которую только был способен. — Вы, уважаемая, не родственница
Иешуа из Назарета, который называл кентуриона Крысобоя «добрый человек»?!
— Вы образованный, — сказала она с уважением. — А почему вы
вспомнили про Крысобоя?
— Потому что вы говорите, что здесь все отлично и все люди
очень милые.
Она пожала плечами.
— Да ничего здесь нет отличного, — объяснила Катя серьезно,
— это же понятно. Но они спасли мне жизнь, эти люди. Просто так, ни за что.
Даже не за деньги. Взяли и спасли. Поэтому на все остальное можно не обращать
внимания, понимаете? Конечно, они.., грубые и неприятные, но у них тяжелая
работа. И именно они спасли мне жизнь.
Она подумала немного и добавила назидательно:
— Нужно уметь быть благодарным.
Максим пожал плечами.
Так всегда говорила его мать.
Нужно уметь быть благодарным. Наша жизнь в миллион раз лучше
жизни среднего человека — мы здоровы, хорошо образованы, у нас есть дело и
любимые люди. Это очень много, Максим, а ты все время недоволен — собой, отцом,
работой, системой!.. Это не правильно. Нужно уметь быть благодарным!..
— Там тепло? — вдруг спросила Катя, перебив его мысли.
— Где? — не понял Максим Вавилов.
— На улице.
— Жарко, — ответил он. — С утра было двадцать семь. Такой
жаркий август!..
— Я все никак не могу привыкнуть, что уже август, — сказала
Катя. — Мне все кажется, что июль.
— Это потому, что вы в больнице столько времени провели, —
заметил Максим Вавилов глубокомысленно.
— Да, слава богу, что выписывают, — согласилась она. — Мне и
к бабушке надо, и вообще домой. Вот только экзамены я не сдала. Зря столько
времени в Москве пробыла.
— Вам так зачтут, — пообещал Максим Вавилов. — Мы позвоним,
и вам зачтут.
Она засмеялась странным смехом, как будто завсхлипывала.
— Да что вы! Конечно, не зачтут! Вы не знаете телевидения!
— Да вас чуть на тот свет не отправили!
— Ну и что? Это никому не интересно! Сдал — молодец. Не сдал
— до следующего раза. И не видать мне повышения.
— Да вы господу молиться должны, что он вас из милости своей
в живых оставил, — возмутился Максим Вавилов. — А вы все только про
повышение!..
Катя Самгина посмотрела на него.
— Я молюсь, — сказала она просто. — Только в повышении тоже
ничего плохого нет.
— Нет, — согласился Максим Вавилов и понял, что совершенно
запутался.
Какая ему разница, будет у нее повышение или нет? Сдаст она
свой экзамен или не сдаст?! Это не имеет никакого значения! Имеет значение
только, что она уедет в Питер, и он так и не поймет ничего в этой дьявольской
истории!
— А задержаться в Москве вы не можете? В интересах
следствия?
Она пожала плечами. Застиранный халат пусто шевельнулся на
ней.
— Да мне и жить негде. Хозяйка меня давно потеряла,
наверное. Я ей даже за июль не заплатила! И где мои вещи, я не знаю. И денег у
меня нет. Мне зарплату так и не дали.
— Значит, нужно поехать и получить зарплату, — раздраженно
сказал Максим Вавилов.
— Я получу, — как бы оправдываясь, заверила Екатерина
Самгина, питерская журналистка. — Только.., потом. Сейчас у меня сил нет. Как я
на телевидение поеду в таком виде?! Мне теперь только водолазки носить,
горло-то у меня.., и в эфир в таком виде нельзя. Мне заведующий отделением
сказал, что, наверное, придется операцию делать на горле, только все это
недешево, а у меня бабушка. Впрочем, должно быть, вам это не слишком интересно.
Он вздохнул.
Почему женщины такие дуры?! Почему ее интересует шрам на
горле и совершенно не интересует, кто именно на нее покушался?!
— Екатерина Михайловна, — начал он серьезно. — Вы понимаете,
что вам нельзя домой? Человек, который пытался вас убить, узнав, что вы живы,
непременно попытается сделать это снова?! И если на вас не будет сюртука или
бронежилета, он вас обязательно убьет.
— А куда мне можно, Максим?.. Не знаю, как ваше отчество.
— Петрович.
— Куда мне деваться, Максим Петрович? Если только в тюрьму
вы меня посадите, чтобы на меня там никто не напал!
— В тюрьму не посажу. Прокурор санкцию не даст.
— Вот видите. Кругом проблемы. Даже в тюрьму не попасть!..
Она улыбнулась, и он улыбнулся тоже, и со страхом,
скрутившим сердце, вдруг подумал, что она — не крокодил.
Она человек.
У нее бабушка, Питер, порванное горло и невыданная зарплата.
Она — человек!..
И что теперь ему делать?..
— Так, — сказал он и посмотрел на ее профиль, очерченный
солнцем, падавшим из окна, до половины закрашенного краской. — Но если я
придумаю, куда вас деть, вы сможете еще на недельку задержаться в Москве?
Она глянула на него.
— Вы шутите?
— Нет. Я должен найти человека, который на вас напал, и
понять, как он связан с трупом. Да мы, черт возьми, так и не установили, кто
такой этот труп! Примет нет, и заявлений о пропаже людей никаких не
поступало!..
Катя пожала плечами:
— Я не знаю. Мне бы бабушке позвонить… Она уже очень
пожилая, и не все помнит, но я должна. И Нине Ивановне, это сиделка, она каждый
день к ней приходит. Она мне, наверное, сто раз звонила, но я не знаю, где мой
телефон.
— У меня, — признался Максим Вавилов. — Мы его изъяли, когда
вас нашли в подъезде. Проверяли номера.
— В моем телефоне?! — поразилась Катя. — Зачем?!
— Мы же не знали, кто вы! Свидетельница, соучастница,
сообщница!..
— Да нет, — сказала она. — Я не сообщница.
И в этот момент, в этот самый момент, когда она так сказала,
он вдруг принял решение.
Впрочем, не вдруг. Все и так было ясно, и он знал, какое
именно решение напрашивается само собой, и оно, это решение, как будто стояло в
сторонке и ждало, когда до него дойдет дело.
— Я вас заберу и отвезу к себе на дачу, — заявил он
решительно. — Там никого нет, и вы просто отдохнете. И вы там будете в
безопасности. В таком виде вы и до метро не доберетесь, не то что до Питера!
