Она не захотела ребенка. Он все бы понял, если бы она объяснила
— почему?!
Ну почему?! Ему за тридцать, и у него за плечами нет никаких
брошенных детей и бывших жен, кроме первого брака, настигшего его, как
полагается, в двадцать лет, да и то по той лишь причине, что нужно было как-то
узаконить неистовые занятия сексом и перевести их, так сказать, в легальное
русло. Он был женат месяцев десять, а потом они тихо и мирно развелись,
сообразив, что брак — это не только секс, но еще и масса дополнительных
сложностей, которые тогда ни одному из них не годились.
У нее тоже не было никаких отягчающих обстоятельств, и,
прогуливаясь за ручку и любуясь на луну, они как раз говорили друг другу о том,
какие чудесные у них будут дети. Она говорила, что девочка будет похожа на
него, а он говорил, что на нее, и они хохотали и целовались, и будущее казалось
светлым и прекрасным.
Когда он спросил, почему аборт, она сказала, что еще слишком
молода, чтобы иметь детей. Что у нее впереди вся карьера, а ребенок поставит на
карьере большой жирный крест. Что кто-то из них двоих должен зарабатывать, раз
уж он не зарабатывает почти ничего. Ей даже в голову не приходило, что
разговоры о детях они вели.., всерьез.
Он выслушал ее и задал самый главный и самый страшный вопрос
— почему не сказала?!
Почему не сказала мне?! Ведь это же мой ребенок, точно такой
же, как и твой, и я тоже вправе был знать, будет он жить или.., или..,
погибнет.
Ах, оставь эти глупости, ответила его нежная и прекрасная.
Ну что тебе ребенок?! Для мужчины, всем же ясно, ребенок — это двадцать секунд
удовольствия во время зачатия, а все проблемы потом достаются женщине!
Бессонные ночи, кормление, воспитание — разве мужчина станет всем этим
заниматься?!
Ребенок для тебя будет развлечением в выходные, после
рыбалки и перед баней, а у меня на всю жизнь обуза, да еще какая!
Он растерянно сказал какую-то глупость, вроде того, что не
ходит он по выходным в баню, и на рыбалку тоже ездит редко, но она не стала
слушать. Дело сделано, сказала она. И вообще, я на тебя обиделась, ты ужасно
себя повел, устроил мне тут форменный допрос, и, если я тебе не подхожу, можешь
проваливать. Сию же минуту!..
Он все что-то повторял про ребенка, о котором даже не знал,
и потому не смог защитить, как будто оправдывался перед кем-то или перед самим
собой. Он еще бормотал о том, что такие решения не принимаются в одиночку,
потому что это очень страшно. Он не мог поверить, что это все. Конец.
Он долго еще потом не верил, пытался как-то все наладить,
хотя той женщины, которая по секрету от него отправила на тот свет его ребенка,
он не знал. Он знал какую-то другую. Потом он пытался пить, потому что наладить
отношения не получалось, а потом мужики с работы, которые ему сочувствовали,
хоть подробностей и не знали, взяли да и выставили возле ее дома наружное наблюдение.
Ну, распечатку звонков добыли. Прокурор Валя Смирнов санкцию им подписал.
И все прояснилось.
Собственно, претендентов на ее руку и сердце все время было
двое. Новый жених, то есть Максим Вавилов, и старый, давно и прочно женатый
папик на представительской машине, то ли из Думы, то ли из Совета Федерации.
Сначала при помощи Максима Вавилова она папика дрессировала, чтобы он, значит,
нервничал и продвигался в сторону женитьбы. Из этого ничего не вышло, и, чтобы
не упускать шанс, она решила, что выйдет за оперуполномоченного, а с папиком и
без штампа в паспорте все будет по-прежнему прекрасно. Но тут всем крупно
повезло — жена у папика преставилась. Говорят, она сильно пила, и много лет,
сколько — точно неизвестно, но, так или иначе, тот освободился и оказался
вполне пригоден именно в качестве мужа, что открывало перед ней невиданные
перспективы.
Максим Вавилов стал не нужен ей ни в каком качестве — ни в
качестве мужа, ни в качестве прикрытия, ни в качестве отца будущих детей. Был
сделан аборт, и оперуполномоченный изгнан из ее жизни.
Светлое и долгое будущее, черт возьми!..
Он потом много думал. Много и как-то.., мучительно очень.
Навзрыд, если можно так выразиться о мыслях.
От мыслей его тошнило, наизнанку выворачивало, но он
продолжал думать.
Он думал, что мог бы жениться на прелестной, нежной и доброй
девушке и прожить всю жизнь с крокодилицей, ничего об этом не подозревая! Он
никогда бы ничего не узнал о крокодилице!
«Никогда» — интересное слово. Под стать «вечности».
Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они
«хорошо прожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть,
в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожрут
тебя, как только ты к ним сунешься!
Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка. А он даже не
знал, мальчик там был или девочка!.. Не довелось узнать.
Самое главное в жизни, понял Максим Вавилов, это никакая не
любовь, избави бог! Самое главное — это опыт, вот что он понял. Человек не
может воспользеваться опытом тех, кто жил до него, шатался по миру и получал
какой-то свой собственный, отдельный опыт. У человека есть шанс научиться и,
самое главное, понять, чему именно он должен учиться — жизни с крокодилами или
жизни с людьми, а для этого необходимо отличать людей от крокодилов, и все,
круг замкнулся.
Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не понимаю,
люди они или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Может
быть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личности
посильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялись
крокодилов, что совершенно естественно для людей!.. Я никогда не смогу никому
доверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стану
подозревать в том, что они.., крокодилы.
Интересно, свидетельница Екатерина Михайловна крокодил или
просто дурочка? Или сильно напугана? Или не в себе? Впрочем, его это решительно
не касается!..
В это самое время подбежал лейтенант Бобров, увлек его в
сторону от свидетельницы и зашептал на ухо, что в палатке, ясное дело, никаких
трупов не видали, и он, Бобров, проверил: из окошечка лавку, под которой лежал
голый покойник, не видно. Зато гаишники возле палатки останавливались и брали
жвачку, сушеного кальмара и пиво. Пива взяли четыре банки, по числу
присутствующих в машине. Кальмаров взяли восемь пакетов, а жвачки несчитано,
потому что им сдачу жвачкой дали. Десяток не было.
— При чем тут гаишники? — не понял Максим Вавилов.
— Да они на перекрестке стояли! — торжествующе заключил
Бобров. — Они взяли пива и кальмаров и на перекрестке встали с радаром. Прямо
под светофором. Потому что ночью светофор на мигалку переключается, и все
летят, как на крыльях!
Гаишники, тупо подумал Максим Вавилов. На перекрестке стояли
гаишники.
