— Где ты?
— На улице, в подворотне, — сипло сказала девочка. — Мне очень холодно, понимаете? Я в тапочках и в халате…
— Как?! — Маша в ужасе оглянулась на окно, куда билась сухая метель. Порывы ветра раскачивали распахнутую форточку — на ночь квартиру всегда проветривали. Крупинки снега падали на подоконник и тут же таяли, оставляя мокрые следы. — Ты не одета?! И на улице?!
— На мне еще куртка. Это не важно, но со мной мой кот, он сидит в переноске. Он тоже мерзнет. Мы ушли из дома.
— Почему?!
— Послушайте, — вполне резонно остановила ее Светлана. — Я вам потом расскажу. А пока мне действительно очень холодно, и Пусику тоже. Мы не можем пойти к знакомым, потому что нас быстро найдут. Я завтра позвоню в какой-нибудь там фонд и спрошу, что делать. Я у вас жить не собираюсь, не бойтесь. Можно только переночевать?
— Что ты натворила?
— Я-то?! — В голосе девочки послышался нервный смешок. — Ничего! Как раз я — ничего! Так как — можно или ни фига?!
— Можно! — вдруг выпалила Маша. Ее подстегнуло слово «ни фига», которое очень четко напомнило ей, что она говорит с подростком. С подростком, который стремится выглядеть и вести себя по-взрослому, но в сущности, совсем еще цыпленок. Полураздетый, среди ночной метели, в Москве. С котом в переноске и хаосом в голове.
— У тебя есть деньги? Где ты?
— А вы?
Маша сказала адрес, девочка внимательно выслушала и сказала, что лучше всего побежит к метро.
Такси, а тем более частника, она брать боится. В метро, правда, ее могут арестовать за неприличный вид — то есть за отсутствие колготок и домашние тапочки… Но она надеется проскочить. В вагоне ее уже точно никто не тронет, и там она согреется.
— И потом, вы далеко живете, — добавила Светлана. — У меня на такси может денег не хватить. Ну я побежала, а то уж ног не чувствую.
И дала отбой.
«Господи», — Маша вскочила и выглянула в прихожую. Из комнаты родителей виднелся синеватый отсвет телевизора и слышался торопливый голос комментатора. Отец смотрел футбол, и хотя Маша не видела его, могла бы поручиться — прихлебывал пиво. Мать была там же и наверняка уже дремала — ведь рано утром ей нужно было вскочить и приготовить завтрак. Несмотря на свою ненависть к футболу, спала она под него отлично, и у нее были даже любимые комментаторы — Гусев и Маслаченко. Она частенько говорила, что их голоса для нее — лучше колыбельной, и обязательно перед матчем, принеся пиво из холодильника, спрашивала мужа — кто комментирует матч? Услышав знакомые имена, успокаивалась, мирно ложилась в постель и даже на грани сна умудрялась подавать вполне толковые реплики по ходу матча. «Вне игры? Да не было вне игры, у судьи глаза в заднице! Вот если бы судил Коллина… Он мне больше всех нравится. Ну и пускай лысый, зато мозги на месте. Что он там сказал? Замена? Да сразу надо было ставить Сычева, раскочегарился тоже, к концу второго тайма! Этого тренера повесить мало! Зажимает парня, хотелось бы знать, почему?!» В сущности, она уже волей-неволей стала болельщицей, но наотрез отказывалась это признавать. Это было бы для нее такой же моральной травмой, как для супруга — предложение вытереть пыль. Футбол — дело не женское. Это было для матери такой же заповедью, как то, что в доме должно быть чисто, обед к сроку — на столе, деньги на хозяйство — в кармане, дочь — или замужем, или да работе, или в своей комнате. Ну а маленькие огрехи (вроде некоего Димы, пыли под кроватью или оторванной пуговицы) — нужно было тщательно маскировать. Что у нее и получалось. Иногда Маша думала, что если бы ее мать перенеслась век эдак в девятнадцатый, в Америку, в круг какой-нибудь суровой пуританской секты, она была бы дико удивлена тем, насколько меньше ей приходится напрягаться. Возможно, женщина сочла бы это превращение заслуженным отдыхом.
«И сюда приедет бездомная девчонка, которую я даже толком не знаю?! — Девушке стало нехорошо. Мало ей своих неприятностей, ввязалась в чужие. А мать? Что она скажет? А отец? Тяжело подумать. Нет, не страшно, а тяжело. Прибить он ее не прибьет, во всяком случае, при посторонних, но „закон и порядок“ будут нарушены. — А ведь поздно что-то менять. Девочка замерзла и наверняка в отчаянии… Господи, да у нее же еще и кот!»
Она торопливо рассчитала время — получалось, что Светлана явится аккурат через полчаса после окончания матча. Отец сразу ляжет спать, ну а мать уже будет посапывать в подушку. Итак.., лучше всего устроиться таким образом, чтобы родители ничего не заметили. Во всяком случае — не ночью. Ночной скандал — это перебор. Отец уйдет рано, мать, как всегда, приготовив ему завтрак, уляжется в постель и будет досыпать. Утром девочку можно будет спровадить. Никто и не узнает, что она тут была. Главное — чтобы не звонила в дверь.
Маша схватила с вешалки свою сумку и вывернула ее содержимое на кухонный диванчик. Мелочь, ключи, карточка на метро, документы, вот! Фантик от жвачки, тот самый, на котором девочка записала свой номер мобильного телефона в тот вечер, когда они столкнулись в подземном переходе. Второй номер, записанный ниже, принадлежал ее матери, и Маша на миг заколебалась — не позвонить ли по нему? Пожалуй, это было бы самым правильным шагом. Что натворила девчонка? «Ну, а если это не она натворила, а с ней натворили?» — возразила себе Маша и набрала первый номер. Телефон не отвечал.
«Едет в метро. А может, ее забрала милиция? Может, оно бы и к лучшему. Что-то случилось, а чем я помогу? Вдруг ее нельзя прятать? Девчонка не в себе, сбежала из дома в таком виде… Мне наврет с три короба, а потом окажется, что я опять ввязалась в криминал. Ей ведь не пять лет — это подросток! Нет, но в тапочках, по морозу… И что мне было делать — сказать, чтобы шла ко всем чертям?! Плюс кот. Если уж ребенок забрал кота, когда удрал из дома, дело серьезное. Значит, насовсем уходил. Может, ее там били?»
Она вспомнила лицо женщины в дорогой шубке.
Миловидные черты, суховатый, но в сущности, доброжелательный вид. Разве та могла бить дочь? Тогда кто? Отец? Отчим? Сожитель?
«Ни в коем случае нельзя, чтобы она звонила в дверь!»
Через полчаса ей удалось дозвониться до Светы. Девочке повезло — во всяком случае, в ее понимании. В метро на нее поглядывали косо, да и кот, запертый в переноске, внезапно учинил скандал и орал на весь вагон, привлекая внимание поздних пассажиров. Света изображала придурочную нищенку — она глубоко надвинула на лоб капюшон куртки и поджала под скамейку голые ноги.
— Они точно решили, что я побираюсь в метро с помощью кота, — хрипло сказала девочка. — Когда пересаживалась на вашу линию, здорово испугалась — там было полно милиции, какой-то рок-концерт заканчивался, ждали фанатов. Но я проскочила. Буду, наверное, минут через двадцать.
— Слушай, —" Маша выглянула в коридор и удостоверилась в том, что родители погасили свет. Говорить приходилось чуть слышно. — Адрес ты знаешь, дом — белая девятиэтажка. Домофон у нас сломан, так что в подъезд попадешь сама. Лифт, конечно, уже не работает. Поднимешься на пятый этаж. Квартира пятьдесят шесть. Ни в коем случае не звони! Я приоткрою дверь и буду ждать за нею. Просто сразу заходи.
