Голубкин выбрался из-под одеяла и отправился на кухню, к телефону. Мобильник все еще держал связь.
— Алло? Это Пивоварова, — заявил женский голос. — Я что — поздно? Вы спали?
— Нет, — он моментально проснулся. — Что случилось? А… Паренька встретила? Того, что был на кафедре?
Голубкин нашарил на столе ручку и приготовился записывать.
— Кто он? Имя узнала?
— Нет! — Пивоварова говорила судорожно и отрывисто. — Я вообще о нем забыла. Мы можем встретиться?
— Зачем? — Следователь разочарованно положил ручку. — Ив такое время?
— А затем, что меня сегодня пытались убить! — резко выдохнула Пивоварова. — По телефону говорить не буду.
— Что пытались?! — У Голубкина окончательно пропало желание выспаться. — Убить?! С тобой все в порядке? Где ты?
— Да блин, я в центре, — бросила та. — Давайте, подъезжайте на Большую Никитскую. Или, если вам трудно, я сама подъеду, куда скажете…
Голубкин торопливо выяснил адрес кафе, где, как он понял, находилась несостоявшаяся жертва, и оделся.
— На свидание? — Жена набросила ему на плечи куртку и заботливо повязала шарф. Когда речь шла о работе, она превращалась в ангела.
— Да! — Голубкин с трудом вертел головой — шарф мешал дышать — Девчонку приложить пытались, а она у меня свидетелем идет. Требует встретиться.
— Это по делу Боровина? — Женщина осмотрела мужа и осталась довольна. — Будь осторожен. Все взял?
— Все, Ниночка, все!
— Документы, деньги, ключи, ору…
— Да все взял! Вернусь поздно. Ложитесь без меня.
Они крепко расцеловались, и Голубкин, хлопнув дверью, пустился вниз по лестнице с двенадцатого этажа.
Лифт в его доме работал через день, и сегодня, в понедельник, у него как раз выдалась забастовка. Выскакивая во двор и нащупывая в кармане ключи от машины, он нащупал пирожок. Тот самый, из-за которого жена устроила сцену.
«Не вытащила ведь. А все-таки у меня хорошая семья».
Пирожок он умял по дороге, пока его подержанный «Вольво» летел с окраины к центру.
* * *
— Ну, слава Богу! — Пивоварова вскочила с диванчика, отчаянно звеня браслетами. Ее косички с заплетенными в них бирюзовыми бусинками (которых стало заметно меньше со времени их первой встречи) метались из стороны в сторону.
Голубкин пожал ей руку и, оглядевшись, увидел, что на сей раз кафе было выбрано не столь экзотическое.
Обычный интерьер, скромно и уютна. Деревянная обшивка на стенах, дубовые столики без скатертей, русская кухня. Народу было немного, что тоже его очень устраивало. Он заказал чай с пирожками. Пивоварова нервно попросила коньяку.
— Вот как? — Голубкин пристально ее осмотрел.
Девушка никак не являлась для него образцом женской красоты, но сегодня выглядела хуже некуда. Лицо белое, как мел, загнанный взгляд, трясущиеся тощие ручки. — Ты же не пьешь?
— А сегодня буду! — та схватила принесенный бокал и жадно, залпом, осушила его. А потом судорожно кашляла, схватившись за горло. На шее у нее, помимо бус и четок, болтался фотоаппарат.
— Что, не нравлюсь? — с вызовом спросила она, отставив в сторону пустой бокал. Голубкин застыл с недоеденным пирожком во рту. — А неудивительно! Меня по голове ударили! До сих пор в себя прийти не могу!
— Ну-ну?!
Из того, что он услышал далее, следовало, что Алла действительно подверглась нападению. Девушка даже предъявила ему доказательство — кровоподтек, который откопала между косичек.
Она зашла на кафедру, чтобы выяснить вопрос со списками литературы — сессия была на носу, и ее, как самую инициативную, часто посылали на разведку. Алла и сама никогда не отказывалась от таких поручений.
Особенно теперь, когда проблемы с итальянским автоматически разрешились вместе со смертью Боровина.
И она пошла. Дело было в этот же день, в понедельник.
В обеденный перерыв.
— Наши все побежали в столовку, сосиски лопать.
Ну а я мяса не ем. Ношу с собой яблоки и сливы. Потому и свободна в это время, и за всех отдуваюсь. Короче, пришла я на кафедру. Там не было никого. Ни Марьяны Игнатьевны, ни Жанки. Я подумала — наверное, тоже на сосиски нацелились…
Алла осторожно коснулась ушибленного места на голове, и с одной косички слетела поддельная бирюзовая бусинка.
— Ну вот, — расстроилась она. — Стоит такие деньги платить за прическу? Осыпаюсь, как тополь по осени…
Поскольку никто ей помочь не мог, девушка решила действовать самостоятельно. Она сперва открыла шкаф, где хранились методички и распечатки списков к экзаменам. Через десять минут поняла, что без вмешательства Жанны ничего не найдет. Однако уходить без трофеев не хотелось, и девушка продолжила поиски.
— Я заметила, что у Жанки включен компьютер.
Подошла, заглянула. Я в этом разбираюсь, открыла бы нужный файл. Спрашивается — куда они умотали? — Девушка говорила все более нервно и постоянно прикладывала руку к голове. — Они на работе, стало быть, должны присутствовать. А там — никого. Ну файл я нашла. Он так и назывался — «списки литературы». И как только я собралась его открыть…
Ее ударили по голове так сильно, что Алла моментально лишилась сознания. Спасли только многочисленные косички и вышитая золотом шаль, которую она с утра намотала на голову, как тюрбан. Девушка отделалась легким сотрясением мозга и кровоподтеком. Но учитывая все факторы, можно было смело сказать, что ударили ее не на шутку. Всерьез. И очень всерьез.
— По голове? — Голубкин подался вперед. — Кто?!
Чем?!
— Да если бы я знала! — Девушка схватила один из пирожков, лежащих перед ними на блюде, и нервно его съела, даже не обратив внимания на то, что пирожок был с мясом. — Могу только показать — куда!
И снова ткнула пальцем себе в затылок Следователь приподнялся со стула и опять осмотрел ушибленное место. Да…
— Тебя хотели убить, — сказал он, усаживаясь и доедая последний пирожок. — Веселого мало! Но должна же быть причина?!
Про себя он думал, что Боровина тоже убили ударом в голову. Правда, били в висок. Наверняка. Пивоварову ударили сзади, потихоньку подкравшись и не прицеливаясь.
— Я так и рухнула, — рассказывала девушка, продолжая истязать косички. — Потом открыла глаза, чувствую — лежу вся мокрая, а надо мною Жанка стоит с графином. Аза нею — Марьяна Игнатьевна. Обе смотрят на меня как-то странно, будто я в чем-то виновата.
А потом Марьяна говорит — можешь встать сама? Я смогла. Только голова закружилась. А Жанка — лекция уже началась, иди, посиди в коридоре. А потом езжай домой.