— Скажите сразу — что с ним?
— Ничего! — порадовал ее следователь. — Жив и здоров.
— Тогда вообще, в чем дело?
— Вы знакомы с Татьяной Кривенко?
Маша помолодела:
— С ней что-нибудь… Случилось?
— Да и она в полном порядке. Я спрашиваю — вы с ней знакомы?
— Господи… — еле слышно пробормотала Маша. — А я думала… Нет, я ее впервые видела.
И про себя добавила: «Надеюсь больше не увидеть!»
— А как же вы оказались у нее в квартире?
— Она пожаловалась, да? — У Маши очень заметно задрожали руки, и она еще крепче вцепилась в сумочку, так что лакированная поддельная кожа резко заскрипела. — Но только на меня жаловаться нечего.
— Она на вас и не жаловалась.
— Тогда что, что?! — У нее сорвался голос, и Голубкин, внимательно посмотрев на девушку, встал из-за стола и принес ей стакан воды. Вода была теплой, из чайника, и Маша выпила ее с отвращением. У нее слегка кружилась голова. «Переоценила свои силы! Пришла такая смелая, а после двух вопросов скисла…»
— Вы не волнуйтесь, — мягко сказал Голубкин. — Никто на вас не жаловался. У вас были ключи от квартиры Татьяны Кривенко?
Маша молча кивнула и вытерла рукой мокрые губы.
— Кто вам их дал?
— Он…
— Красильников? Дмитрий Александрович?
— Да… — Она наконец отдышалась. — Только я не знала, что эта квартира… Словом… Он говорил, что снял квартиру, чтобы видеться со мной. А что она принадлежит его…
Девушка судорожно сглотнула и все-таки выдавила:
— Любовнице…
— Да вы не волнуйтесь, — искренне утешал ее следователь и даже слегка потрепал по плечу. — Значит, он говорил, что снял квартиру, чтобы видеться с вами, и дал ключи?
— Верно, — она изо всех сил старалась справиться с истерикой и кусала губы так, что съела всю помаду. Тот вечер виделся ей так явно, будто она снова оказалась там… Тогда… Эта полутемная комната, негромкая музыка, букет роз на столе, вино, даже не распечатанное… И те двое в постели, их лица, разом повернувшиеся к ней… «Что-то я тогда сказала.;; Глупость какую-то..'. Было такое ощущение, будто нарвалась на колючую проволоку. А потом она заговорила и все мне выложила. А он все молчал, И отвернулся к стене».
— Как давно он дал вам ключи?
— Полгода назад.
— Расскажите, пожалуйста, как вы встречались. — И, встретив ее гневный взгляд, Голубкин сразу поправился:
— Я не имею в виду интимных подробностей!
Боже упаси — они мне не нужны. Меня интересует вот что: кто назначал встречу, кто приходил первым, как вы пользовались ключами?
— Ключами? — растерялась девушка.
— Ну да. Вы сами отпирали тамбурную дверь? Или сперва звонили, а потом уже Красильников выходил и открывал? Вы помните это?
— Что случилось? — Ей удалось взять себя в руки, и теперь она ясно осознавала — случилось что-то настолько нехорошее, что ей пока даже говорить об этом не хотят. «Заманивает, крутит вокруг да около! Хочет, чтобы я наболтала! А если я Диме поврежу?» Маша подумала так и удивилась — это вышло как будто по привычке, будто и не было того мерзкого вечера, метели, которая обжигала ее заплаканное лицо, когда она бежала к метро, спасаясь… От чего? От своей наивности, наверное. Ну как она могла не заметить, что в квартире живут, причем живет женщина? И что пыль-то была не всегда, а кто прибирался? Ведь не Дима! И вообще — ничего. Для нее тогда существовал только он. "Да, правильно мама говорит? «Кого Бог захочет на казать — ума лишает!»
— Сперва ответьте на мои вопросы, — Голубкин внезапно заговорил серьезно и жестко. — И будьте уверены — вам ничего не грозит.
— Я сперва хочу знать…
— Ответьте — и узнаете. Кстати, Красильников вам не звонил?
Та мотнула головой. Это была еще одна больная точка. Она-то ждала… Всю ночь с четверга на пятницу, и весь вчерашний день, и половину этой ночи, пока не доплакалась до такого изнеможения, что не могла открыть глаз. И только тогда уснула. «Не звонит — значит, остался с ней, а я ему не нужна!»
— Он не звонил, — Маша старалась говорить спокойно, но сама слышала, как прерывается ее голос.
И я ему не звонила. Вы все знаете об этом вечере?
— Да, я уже беседовал и с Красильниковым, и с хозяйкой квартиры.
— Тогда зачем вам я? И вообще… Это просто глупо! — взвилась девушка. — Что вы расследуете? То, что он спал со всеми подряд и всем врал?! Что вы в чужую жизнь-то лезете?!
— Я расследую убийство, — веско ответил Голубкин.
Маша, едва поднявшись, снова упала на стул. Сумочка сползла по коленям и упала на пол, но девушка этого не заметила. Голубкин взял кружку со своим портретом и отхлебнул холодного кофе. Поморщился, поставил кружку в сторону.
— И прошу вас не сбиваться на эмоций, а просто отвечать на вопросы. Так будет лучше и для вашего друга, и для вас. Кто назначал свидания на квартире у Кривенко?
— Он… — прошептала Маша.
— Всегда — он?
— Да…
— Как часто вы виделись? Как давно?
— Я говорила уже… Полгода… — От волнения у нее перехватывало горло. В голове неотвязно билась мысль:
«Убийство? Но кто убит, если мне только что сказали, что эти двое живы?! Они… Убили кого-то?!»
— Виделись несколько раз в месяц… — с трудом выговаривала она, глядя в прозрачные, ставшие жесткими глаза Голубкина. — Не помню, сколько… Раз пять-шесть…
— Он назначал вам свидание на вечер четверга? — Следователь присел на край стола. Теперь его колено почти упиралось Маше в грудь. Кабинет перестал казаться ей уютным, а Голубкин — добрым. Ей было очень страшно.
— Не назначал.
— Зачем же вы пришли?
— Я хотела…. — Она подняла жалкий, молящий взгляд:
— Прибраться.
— Что сделать? — Тот наклонился, будто не веря своим ушам.
— Прибраться… — И Маша, путаясь в словах, попыталась описать свои чувства, сомнения, и в результате, пришлось говорить обо всем романе… Вышло путано и нелепо. Голубкин слушал ее сбивчивую исповедь, иронично кривя рот на сторону, и девушка с ужасом думала, что говорит не то и не так, что ей почему-то не верят.
— Ну, хорошо, — наконец остановили ее. И вовремя — она чуть не падала в обморок — ведь пришлось вывернуть всю душу перед чужим человеком… Да еще резать по живому — рана была свежа… — То есть вечером в четверг вы с Красильниковым о встрече недоговаривались.
— Нет!
