Она подошла к двери, стараясь ступать как можно тише, чтобы в случае чего сделать вид, будто никого нет дома. Осторожно нагнулась и посмотрела в глазок. То, что она там увидела, заставило ее оцепенеть. За дверью стояла Антонина Григорьевна собственной персоной.
«Не может быть, – вздрогнула Татьяна, увидев, как та снова поднимает руку, чтобы позвонить. – Она?! Зачем она явилась?!»
Она отперла дверь прежде, чем та успела нажать кнопку звонка во второй раз. В конце концов, эта женщина уже считала ее воровкой. Прослыть пьяницей – чем это хуже?
– Добрый вечер, – произнесла Татьяна, открывая дверь и стараясь держаться как можно прямее.
– Добрый… – смущенно откликнулась та. Да, женщина смущалась – она переминалась с ноги на ногу и явно не знала, как начать разговор. – У меня к вам дело… Можно зайти?
Татьяна впустила ее и провела в комнату. Извинившись, удалилась на кухню. Нужно было ликвидировать следы попойки – пустую бутылку в помойное ведро, салатницу в мойку. Она зашла в ванную, ополоснула лицо холодной водой из-под крана, вытерлась и осмотрела себя в зеркале. Ну что ж, она выглядит заплаканной, но и только. Щеки припухли, глаза красные. Впрочем, это уже не важно.
Когда она вошла в комнату, Антонина Григорьевна торопливо поднялась со стула:
– Извините, я, может, некстати?
В комнате был беспорядок, и даже постороннему глазу было заметно, что здесь что-то произошло. Татьяна покачала головой:
– Нет, я не занята. Вы насчет похорон?
– Похороны послезавтра, – нервно сглотнув, ответила женщина. – Вы… придете?
– Если вы не против, то приду, – с достоинством ответила Татьяна. Но тут у нее вдруг закружилась голова и она вцепилась в спинку кресла, чтобы устоять на ногах. Потом осторожно опустилась на подлокотник – в глазах все поплыло, во рту появился отвратительный вкус меди.
– Вам нехорошо?
Перед ней, будто в тумане, возникла фигура женщины. Та подошла совсем близко, склонилась… И вдруг выпрямилась, очевидно, учуяв водочный дух и сообразив, в чем причина такого недомогания. Татьяна с вызовом подняла голову, несмотря на то что тошнота стала еще сильнее:
– Да, я выпила. Это мое дело, я полагаю?
– Ваше, конечно, – сдержанно ответила та, снова отходя к окну. – Я пришла по одному вопросу… Вы только не поймите меня неправильно…
– Вы хотите извиниться, я думаю. – Татьяна пересела в кресло и с облегчением ощутила, что головокружение постепенно проходит. – Вы ведь все-таки получили от меня деньги. Всю сумму.
– Я ничего не получила.
– Как?! – От ярости с Татьяны мгновенно весь хмель слетел. В голове прояснилось, и мир наконец обрел отчетливые очертания. – Вы опять за свое?! Зачем же вы сюда явились?! Опять меня оскорблять?!
Та протянула вперед руку, будто защищаясь, и, едва дождавшись паузы, воскликнула:
– Постойте, я вовсе не за этим!
– А за чем же?!
– Не будем говорить о деньгах. – Теперь в ее тоне звучала почти мольба. – Я хотела спросить вас о конверте…
И, быстро разгладив смятую бумажку, она издали показала ее Татьяне. Та, вглядевшись, узнала тот самый конверт, из-за которого и разыгралась отвратительная сцена…
– Что? – протянула Татьяна. – Теперь, по-вашему, и с конвертом что-то не так? Он что – редкий, ценный? Или там была какая-то дорогая марка? Что вы мне голову морочите!
– Постойте! – умоляла ее Антонина Григорьевна.
Ее голос звучал так жалобно, казался таким надтреснутым, что Татьяна не знала, что и думать. Она была совершенно растеряна и только пожала плечами:
– Я ничего не понимаю! Конверт тот самый, в котором Леня передал мне деньги! И я его вам отдала, как есть, со всеми деньгами. Правда…
Она запнулась, и у нее перехватило дыхание. «Господи, а я ведь не посмотрела внутрь, когда брала конверт… – пронеслось у нее в голове. – После поминок, на другое утро, я достала конверт из ящика и положила в сумку. Внутрь я не заглянула, я же чувствовала, что деньги на месте…»
Антонина Григорьевна смотрела на нее, явно ожидая продолжения. Татьяна облизнула пересохшие губы и с трудом произнесла:
– Хотя я не проверяла… Боже мой! На поминках было столько народу, и деньги…
Она, окончательно растерявшись, объяснила женщине, как были расставлены столы, где был конверт. Сказала, что слишком поздно вспомнила об этом конверте, который лежал в ящике письменного стола, – только когда гости уже расселись.
– Не могла же я лезть в ящик у всех на глазах и доставать деньги! Это было бы неприлично, будто я кому-то не доверяю… – Она совершенно потеряла голову и только виновато повторяла: – Клянусь вам, я даже не подумала проверить, там ли деньги! Я ведь чувствовала на ощупь, что конверт не пустой! Ну и подумала, что все в порядке… И у меня в мыслях не было, что кто-то может сунуть туда простую бумагу. Там действительно была бумага?!
Антонина Григорьевна молча кивнула. Татьяна прижала ко лбу холодную руку:
– О боже мой… Я поверить не могу. Какие сволочи! Да еще нашли время подменить… Не просто взяли, специально подсунули бумагу, чтобы мы не сразу хватились… Кто же там сидел?!
Она попыталась припомнить, но не смогла. Мысли мешались, и теперь ей по-настоящему хотелось плакать. Антонина Григорьевна даже попыталась ее утешить, забыв свою суровость:
– Ну что уж теперь, стоит ли убиваться! Когда вы ушли, я постепенно стала понимать – что-то не так… Не могли же вы так со мной поступить, тем более, я ведь не требовала этих денег обратно!
– Да-да, – как во сне повторяла Татьяна. Этот последний удар окончательно сломил ее волю. – Я виновата, что не посмотрела в конверт, но денег я не брала… А теперь – как я докажу это?! Какие сволочи! Какие свиньи!
– Главное, что мы с вами во всем разобрались, – примирительно сказала Антонина Григорьевна. – Хотите воды?
Татьяна поблагодарила и залпом осушила стакан, который ей принесла с кухни гостья. Она чувствовала себя виноватой, несмотря на то что теперь ее невиновность была почти доказана. Но ей стало неловко за ту сцену, которую она закатила при первой встрече Антонине Григорьевне, даже не попытавшись разобраться, отчего все вышло.
– Слишком доверяешь людям, а они тебе так за это платят, – жаловалась она, удерживая руку женщины. Татьяна заставила ее присесть в соседнее кресло и жарко продолжала: – Были ведь только Ирочкины одноклассники и наша родня! Ну и сослуживцы мужа, больше никого! И на кого я должна думать, по-вашему?! На молодежь? Да, эту шуточку с бумагой мог придумать кто-то помоложе… А что там была за бумага?
– Обычная бумага, плотная, финская, наверное, – пояснила гостья. – Но я не об этом… Я…
– Финская бумага лежала в том столе, – жалобно продолжала Татьяна, не слушая ее. – И дел-то было – выдвинуть ящик, потихоньку достать конверт, поменять деньги на бумагу… Ах боже мой, но кто мог на такое решиться?! И как они догадались, что в конверте лежат деньги?!
