Светлана подняла на него глаза.
– Когда мы разговаривали в кафе, а потом у тебя дома, ты
рассказала мне не все, так?
Она смотрела на него, не моргая. Как там?.. Очи какие?
Жгучие?..
– Именно поэтому ты все время говоришь про то, что он горит
в аду, а не потому, что когда-то он принудил тебя к браку и разлучил с любимым
человеком? Прошло слишком много лет, чтобы так убиваться из-за давней любви, а
к тому, что твой муж подлец, ты была готова! Какому нормальному человеку может
прийти в голову шантажировать женщину собственным отцом, чтобы на ней
жениться?!
– Он был ненормальным человеком! – выкрикнула она и вскочила
на ноги. – Я никому и никогда об этом не рассказывала и никогда не расскажу!
– Он на самом деле… издевался над тобой?
Она кивнула очень сосредоточенно, как школьница, отвечающая
на вопрос учителя.
– Все десять лет?
– Потом я смогла его остановить.
– Как?
– Он не хотел, чтобы в издательстве знали, что я его жена,
он был уверен, что станет великим писателем, пророком, философом и так далее. Он
думал, что негоже, когда у пророка жена – секретарша и что именно она принесла
в издательство его рукопись!
– Зачем ты ее принесла? Тебе тоже хотелось, чтобы он стал
великим писателем?
– Он меня заставил. Ему совсем нечем было заняться, он стал
писать романы и меня заставил показать издателю его рукопись! И я показала. Я
боялась его до смерти. Как… крокодила! Мне много лет снится, что за мной
гонится крокодил и я залезаю на шкафы и полки, а он все крушит, и я все время
слышу, как за мной все валится, падает, и он меня настигает!..
Ее вдруг заколотило так сильно, что задрожали волосы, и руки
затряслись тоже.
– Не трясись! – скомандовал Глебов, и она послушно перестала
трястись и испуганно уставилась на него своими глазищами.
– Что такое? – не понял Глебов.
Она молчала и таращилась на него.
– Постой, – сказал он в безмерном удивлении. – Ты что? Меня
боишься?!
Она отвела глаза, и он неожиданно понял, что она на самом
деле боится!.. Этого не могло быть, но это так и было!
Что такого он мог делать с ней, этот сумасшедший ублюдок,
если она теряет всякий контроль над собой, стоит только на нее прикрикнуть?!
Даже не прикрикнуть, а просто приказать?!
Тут он понял, что ему впору самому принимать успокоительное,
и сказал себе, что со своими эмоциями разберется позже, а пока нужно
разобраться с ней и с голосами, которые ей мерещатся! А может, и не мерещатся,
а на самом деле звонят ей по телефону и говорят какие-то гадости!
Да, подумал он, заставляя себя вернуться в реальность.
Телефон! Если кто-то ей вчера звонил, ничего не стоит это проверить! У Глебова
масса необходимых связей «там, где надо», и, если нужно, ребята ему помогут в
любой момент.
Эта мысль немного его успокоила, по крайней мере, она была
вполне здравой.
– У тебя есть определитель?
– На домашнем телефоне? Конечно, нет!
– Ты не будешь возражать, если я попытаюсь выяснить, с
какого номера тебе вчера звонили?
Она согласно кивнула.
– Делай что хочешь.
– Почему ты приехала ко мне?
– Потому что мне не к кому больше обратиться.
– Голос в трубке был мужской или женский?
– Мужской! Совершенно точно мужской!
– Зачем ты заменила нитроглицерин на сильнодействующее
снотворное?
Бах! Светлану как будто ударили по голове. Она дернулась,
застыла, а потом скривила рот. Глебов наблюдал за ней.
Она вернулась в кресло, наклонилась вперед и закрыла лицо
руками.
– Света, почему ты молчишь?
– Как ты узнал? – спросила она, уткнувшись в свои сложенные
руки. Голос ее звучал глухо. – Как ты мог узнать?!
Глебов еще походил по кабинету, пожал плечами, остановился у
окна и с высоты птичьего полета, как это принято называть в передовицах
столичных газет, посмотрел на Москву. Москва лежала под ним в горячечной летней
дымке, как в бреду.
Полюбовавшись на столицу, Глебов положил руки на затылок,
засвистел и еще погулял по кабинету. Потом постоял, подумал и изо всех сил
ударил кулаком в стену.
Где-то что-то звякнуло, брякнуло и осыпалось, а Светлана
Снегирева зажала руками уши и закричала пронзительно:
– Нееет!! Нет! Нет!!
Ничего такого Глебов не ожидал. Он кинулся к Светлане,
попытался обнять ее, но она билась и вырывалась. На столе запищал селектор, но
ему было не до селектора.
– Успокойся, я тебя прошу! Ну! Успокойся! Выпей воды!
Селектор перестал пищать, зато через некоторое время
открылась дверь – без стука, сама по себе.
– Михаил Алексеевич, у вас все в порядке?
– Да! – рявкнул Глебов. – У меня все в полном порядке, вы же
видите!
Секретарша в изумлении смотрела на женщину, сидевшую в углу
и державшуюся за голову. Ее лицо закрывали беспорядочно падавшие черные волосы.
Глебов растерянно стоял над ней, и вид у него был странный!..
– Может быть, помочь, Михаил Алексеевич? – осторожно
спросила секретарша. – Врач приехал, которому вы назначали! Может, позвать его?
– Позовите, – тихим бешеным голосом приказал Глебов. –
Света, перестань рыдать! Ну, ничего же не случилось! Я просто… ну, я иногда так
делаю, когда раздражаюсь! Но я не бью людей! Ни мужчин, ни женщин, никого и
никогда! Слышишь?
Он присел перед ней на корточки и даже не увидел, а
почувствовал, что рядом с ним появился кто-то еще.
– Что с ней?
Глебов стиснул зубы:
– Я стукнул кулаком в стену и, кажется, напугал ее.
– Дайте-ка я посмотрю.
Долгов как ни в чем не бывало положил на пол портфель, тоже
присел на корточки и спросил у сидящей в углу женщины, как ее зовут.
Он задавал еще какие-то вопросы, быстро взглядывая ей в
лицо, и щупал пульс, и трогал лоб.
– Не нужно здесь сидеть, пойдемте лучше на диван, там вам
будет гораздо удобнее. Поднимайтесь, поднимайтесь! – Под руку, как старушку, он
отвел Светлану на диван и сказал Глебову совершенно спокойно: – Так, по виду,
все нормально. Можно валерьянки налить. И обязательно проконсультироваться с
невропатологом!
– Проконсультируемся, – мрачно пообещал Глебов.
Ему неловко было перед доктором и досадно, что тот застал
его в таком странном положении, и было понятно, что ни в какие игры с ним уже
не сыграешь. А ему так хотелось, чтобы была игра и чтобы играл именно Долгов!
