А он на самом деле считал, что упустил.
Другой его учитель, хирург Матушкин, отличный врач и просто
хороший человек, учивший его в клиническом городке Екатеринбурга вырезать
аппендициты, говорил, что во всем и всегда виноват врач. Больной не может быть
ни в чем виноват. Он не виноват в том, что заболел, и тем более не виноват в
том, что умер!
– Дмитрий Евгеньевич, мне не хотелось бы терять время. Его и
без того потеряно немало. Есть обстоятельства, которые заставляют меня
торопиться.
– Да, – сказал Долгов, с усилием возвращая себя к
реальности. – Что я должен сделать?
Адвокат пожал плечами.
– Да, собственно, ничего особенного. Я надеюсь, что проблем
с главным врачом не будет, и вы просто дадите распоряжение своему персоналу,
чтобы мне выдали бумаги. И я освобожу вас от своего присутствия.
– Хорошо. – Телефон у Долгова в кармане, поставленный на
виброзвонок, не переставая трясся, и профессор подумал, что места на
автоответчике может не хватить. – А… что там за бумаги?.. Он же писал книжки,
насколько я понял?
Адвокат посмотрел на Долгова, как тому показалось, с
сожалением.
– Евгений Иванович Грицук в свое время был руководителем
одного из подразделений Госплана, еще в советские времена. Потом, в
перестройку, довольно… удачно поучаствовал в приватизации, получил небольшую
текстильную фабрику, которая работала по госзаказу, никогда не бедствовала и
приносила хорошую прибыль. Лет пять назад он отошел от дел и сделался
литератором. Он писал фэнтези, знаете такой жанр?
Долгов кивнул.
– Его издавали, и достаточно успешно. Корифеем он не стал,
но у него были свои читатели.
Почитать, что ли, этот самый фэнтези, подумал Долгов с
тоской. Или эту самую?..
– А здесь, в больнице, у него рукопись, что ли, была? Я ни
разу не видел, чтобы Грицук писал, хотя он у нас пробыл довольно долго!
На предположение о рукописи адвокат ничего не ответил. Он
вообще держался довольно высокомерно, и в другое время Долгов такой тон ни за
что бы не принял, но сейчас он слишком не любил себя, чтобы обращать внимание
на тон.
Сообщив, что вернется, как только подпишет у главврача
разрешение на изъятие бумаг, полосатый костюм с достоинством удалился, а Долгов
схватился за телефон.
Больную с вырезанным желчным пузырем нужно обязательно
проконсультировать у эндокринолога.
Вчера привезли парня после тяжелой аварии – перелом височной
кости, тяжелейшее сотрясение, раздробленные кости таза, переломы обеих рук. Все
бы ничего, но его долго лечили в районной больнице, куда привезли сразу после
аварии, и чуть не залечили до смерти. Уж и операцию назначили, герои, местные
районные врачи!.. Хорошо, его жена в последний момент позвонила Алисе, с
которой когда-то училась в институте, плакала и умоляла, чтобы посмотрел
Долгов. Долгов ничего не понимал в травмах, но вмешался, и больного перевезли в
триста одиннадцатую, где неврологи, реаниматологи и травматологи в один голос
сказали, что об операции не может быть и речи – нельзя давать наркоз! Долгов
вызвал давнего приятеля Степу Андреева из ЦИТО. Степа задумчиво посмотрел на
больного и сказал, что раздробленные кости могут подождать еще недели три, а
после этого начнутся необратимые изменения. Но три недели на то, чтобы
восстановить кровообращение мозга, у них есть. Долгов должен сегодня
обязательно переговорить с Марией Георгиевной и по этому поводу тоже, а потом
созвониться с женой больного. Препараты, которые ему вводят, все новые и очень
дорогие, а есть ли у него такие мелочи, как медицинская страховка, к примеру,
Долгов даже не поинтересовался.
И на следующей неделе заседание хирургического общества, где
он делает доклад, а у него еще конь не валялся, к докладу он даже не приступал!
И хорошо бы рукопись по гнойной хирургии сдать – из «Медицинской книги» еще не
торопят, но уже вежливо осведомляются, когда же все будет готово.
И Алиса сегодня утром объявила, что так жить она больше не
может, и ни разу за день не позвонила.
Значит, все серьезно. Значит, на самом деле не может.
– Ты ужасный человек, Долгов, – говорил ему давний приятель
Миша Савичев. – Тебя никто и ничто не интересует, кроме твоей драгоценной
медицины. Если бы я был твоей женой, я бы тебя отравил толченым стеклом во
вторую брачную ночь. Потому что первую брачную ночь ты бы, как пить дать,
провел в больнице, а не в койке с дорогой супругой!
Долгов на это обычно отвечал, что вот именно поэтому Миша
Савичев и не его дорогая супруга, и дискуссия о семейной жизни на этом сама
собой увядала.
И Грицук помер, и адвокат – как его фамилия? – разговаривал
с ним невыносимо высокомерным тоном. И Долгов никак не мог отделаться от мысли,
что где-то он этого адвоката уже видел, только вот где?..
– Можно, Дмитрий Евгеньевич?..
Договаривая по телефону, Долгов посмотрел на дверь. Человек,
топтавшийся на пороге, был ему совершенно незнаком.
– Вы по какому вопросу?
– Да я… это… к вам.
– Сейчас, секундочку, – скороговоркой сказал Долгов в
телефон. – Вы больной?
– Я? – удивился незнакомец. – Я здоровый! Но все равно это…
я к вам по вопросу жизни и смерти.
Елки-палки, подумал Долгов.
– Тогда заходите. Я сейчас освобожусь.
В крохотном кабинетике, где ему и одному было тесно с его
бумагами, компьютерами, папками и книгами, наваленными на столе, где
переодеваться приходилось за дверью, и здоровенный Долгов там решительно не
умещался, и вешалка, на которую он пристраивал костюм, обязательно обрушивалась
с грохотом, а для того, чтобы натянуть хирургические штаны, приходилось
присаживаться на узкую кушетку так, что голова оказывалась почти в раковине, а
ноги доставали до стола, сразу стало еще теснее и запахло чем-то, то ли рыбой,
то ли бензином.
– Вы кто?
– Да вы не знаете меня. – Человек переступил с ноги на ногу
и исподлобья посмотрел на Долгова. – Я работаю тут. На автосервисе.
– На каком автосервисе? – тягостно поразился Долгов. Под
столом он посмотрел на часы и обругал себя за это. Только что поедом себя ел,
что невнимателен к людям, и вот опять считает свои драгоценные минуты!
– На том, – человек кивнул на окно, видимо, таким образом
объясняя, что где-то там, за окном, есть автосервис, на котором он работает. –
Мы ваш джип в прошлом году открывали. Помните, когда в морозы у вас замок
заело?
Замок и морозы Долгов помнил, а этого человека нет.
Видимо, никакого воспоминания не отразилось у Долгова на
лице, потому что мужик вдруг смешался, и надежда, с которой он смотрел на
профессора, сменилась крайним замешательством.
