– Твоего отца? – Женщина снова прижала ладони к вискам и, морщась, помотала головой. – Час от часу не легче… Ему-то это зачем?!
– Выяснилось, что он воровал мамины драгоценности из шкатулки, – вздохнула Кира. – Он игрок, вы не знали?
– Это ужас! – выразительно проговорила тетка. – А… что еще сказал следователь?
– Я больше ничего не знаю, тетя, – грустно ответила девушка.
Она провела Елену в свою комнату, и едва они закрыли за собой дверь, в столовой снова заработал пылесос. Наталья Павловна продолжила обработку опустевших книжных полок, избавляясь от ненавистной пыли. Кира перевела на спутницу увлажнившийся взгляд:
– Видели? Она всегда умудряется выставить меня неправой. Да что там, я и чувствую себя неправой! Сегодня получилось, что она выбивается из сил, исполняя волю отца, а я ее этим попрекаю. Ладно, давайте собирать вещи.
Вещи, однако, собирала одна Елена. Кира, едва сложив в стопку несколько книг, присела на кровать и глубоко задумалась, прижав книги к груди, забыв о них. Она при– шла в себя, только когда женщина обратилась к ней с вопросом, где взять сумку?
– Под кроватью ничего нет? – Положив книги на одеяло, Кира встала на колени и заглянула под тахту. – Ну, конечно, тетя все давно убрала. Тут была большая сумка, с которой я ходила когда-то на теннис… Теннис я тоже бросила, когда ушла отсюда…
– Тогда придется найти какие-нибудь пакеты!
– Поищем, – с тяжелым вздохом согласилась Кира и, встав, отряхнула джинсы на коленях. – Мне здесь так грустно, давит что-то на грудь… Вспоминается и плохое, и хорошее сразу, хочется плакать… Вы не удивляйтесь, если я вдруг разревусь, я давно сдерживаюсь.
– А знаете, – задумчиво произнесла Елена, машинально перебирая груду дисков на письменном столе, – вчера после поминок я на миг задремала в спальне, вот здесь, за стеной… И мне приснилось, что вы плакали. Звук был такой четкий, хотя вроде бы я уже не спала… вы мне сейчас об этом напомнили.
– А я правда плакала! – удивленно воскликнула девушка. – Только не здесь, а у себя в квартире.
– Как?! – в свою очередь изумилась Елена.
– Как я туда попала? Попросила своего сопровождающего на минутку туда заглянуть. Хотела увидеть место, где нашли папу… Он согласился, с условием, что я ни к чему не прикоснусь. А там оказалось неубрано, я увидела кровь и разревелась…
– Я не тому удивляюсь! – Женщина все пыталась собрать разбегающиеся мысли. – Вы плакали как будто рядом со мной, а не в соседней квартире! Неужели здесь такая ужасная звукоизоляция? В таком случае, вы должны слышать каждый звук у соседей!
– Нет, нет… – Сдвинув брови, Кира напряженно что-то обдумывала. – Знаете, прежде в той квартире, которую папа потом купил для меня, жила вдова одного профессора. Сколько себя помню, я ни разу ее не слышала, ни из спальни, ни из другой комнаты. Уж за столько лет она должна была хоть раз повысить голос! Я вот думаю, может, слышимость ухудшилась после нашего ремонта?
Елена немедленно вспомнила претензии, которые высказывал за поминальным столом толстяк-сосед. «Он утверждал, что ломали какую-то стену, хотя сам же признал, что все стены остались на местах. А этот старичок, Исай Саввич, отчего-то решил, что спальня стала меньше с годами. Что все это значит?»
– Ваши две квартиры имеют общую стену, не так ли? – обратилась она к Кире.
– Конечно. Они граничат по маминой спальне. По той стене, где стоят шкафы.
– А вы случайно не знаете, сколько квадратных метров в спальне?
– Случайно знаю, – улыбнулась Кира. – Мама незадолго до смерти возилась с ремонтом, делала все по своему вкусу, а я помогала ей выбирать обои, обивку… Я все замеры помню. Там ровно двадцать метров. Длинная сте– на – пять, короткая – четыре.
– Двадцать? – с сомнением произнесла Елена.
– Комната кажется меньше потому, что очень загромождена мебелью, – пожала плечами девушка.
– А сколько метров в той комнате, которая в вашей квартире?
Киру явно озадачивал допрос, но она все же задумалась и с готовностью ответила:
– Это просто – ровно сорок. Квартира изначально была двухкомнатной, но там-то отец правда сделал перепланировку, соединил две проходные комнаты в одну большую. А было – двадцать две и восемнадцать.
– Мне тоже показалось, что там не меньше сорока метров, а то и больше! – кивнула Елена. – Понимаете, к чему я веду? Могло быть так, что два года назад, во время ремонта, стену между квартирами решили выложить заново, уж не знаю, по какой причине. И… нарочно или по небрежности отрезали при этом метр-другой у спальни.
– Вот не думала об этом! – Кира подошла к столу и тоже принялась складывать диски. Ее руки двигались быстро и как будто бессознательно, потому что она смотрела в стену, продолжая негромко говорить: – А это могло быть так… Но ведь слышимость, напротив, должна была исчезнуть совсем, с новой-то стеной?
– Если только в ней не сделали дверь!
Ровная стопка дисков покачнулась, задетая неосторожной рукой девушки, покосилась набок и рухнула, осыпаясь на пол. Раздался треск сломанного пластика, по ковру с легким шелестом разлетелись выбитые из креплений диски. Кира с искаженным лицом повернулась к женщине:
– Этого не может быть!
– Почему? – та даже слегка отступила, испуганная ее безумным взглядом.
Теперь девушка выглядела точно так же, как во время их первой встречи в кафе – озлобленная, взъерошенная, само воплощение бессильного протеста.
– Я велела отцу заложить дверь отсюда на свою лестничную клетку, и он пошел на это, потому что знал, как я ненавижу контроль! Неужели вы думаете, что он бы решился без моего ведома соединить квартиры?! Да это значило бы конец, полный разрыв отношений!
– Может, он беспокоился о вас больше, чем показывал? – возразила Елена. – Ведь когда вы ушли из дома, вам было всего пятнадцать лет! Знаете, я бы тоже страшно беспокоилась за своего ребенка!
– И вы бы не сказали ему, что сделали дверь в стене?!
– Если бы мой сын был похож на вас, может, и не сказала бы!
Фраза произвела сокрушительный эффект. Кира лишилась дара речи и часто заморгала, будто у нее перед лицом вдруг разорвалась петарда. Чтобы вывести девушку из этого состояния, Елена решительно взяла ее за руку:
– Зачем гадать? Идемте, посмотрим!
И та покорно позволила увести себя в спальню.
Они сразу принялись осматривать шкафы: Кира – тот, что стоял у окна, Елена – тот, что в углу. С виду шкафы были совершенно неразличимы: дверцы украшала резьба одинакового рисунка, сквозь вишневый лак виднелись разводы красного дерева, одинаковые медные ручки-груши болтались на дверцах. Но внутри сразу нашлись отличия. В шкафу, который открыла Елена, не было ни штанги для вешалок, ни полок для обуви и одежды. Он оказался полым, его снизу доверху загромождали пахнущие лавандой свертки с вещами. Шкаф Киры выглядел обычно – висящие в ряд платья, десяток туфель на подставке внизу, ворох перчаток и шарфиков на полке, тянущейся над одеждой.
