— Ну, прости меня… И все же мне казалось, что люди ждут именно этого…
— Уже не ждут! — возвестил он. — Никто уже не хочет видеть то же самое! А кто хочет — пусть катится в другую фирму!
— А вот это твое заявление мне не нравится. Так говорят, когда озлоблены на конкурентов. А раз ты озлоблен — значит, завидуешь, и раз завидуешь — значит, есть чему позавидовать.
— Прелестно… — протянул Дима. — Я еще не начал заниматься Индонезией, а уже, оказывается, завидую! Ну нет! Тут ты ошиблась, Катенька! Это мне, мне все будут завидовать! Потому что мало у кого хватило бы мозгов сделать то, что придумал сделать я. И ты мне поможешь.
— Помогу в твоем безумии? Ну что же… Скажи только, каким образом?
— Видишь ли… — Дима отодвинул от себя пустую, вымазанную кетчупом и горчицей тарелку и закурил. — Видишь ли, ты для меня представляешь интерес не только как жена.
— А, вот оно что? — поразилась Катя. — Какой же еще интерес для тебя имею я — скромная, консервативная и занудная женщина без фантазии?
— А, брось… Ты для меня — образец той женщины, твоих лет, с твоими запросами, которая будет покупать мой тур. Как угодить этой женщине?
— Да, как? — поддержала его Катя. — Если эта женщина, к тому же такая белокожая, как я, а таких много по Москве… Тогда тебе придется туго. Пойми, для меня все эти экзотические страны — только мучение! С одной стороны, очень красиво, интересно и все такое прочее… А с другой… Обожженные плечи, несчастное лицо, которое становится красным и болит, наконец — естественная брезгливость… Мне милее старая Европа, где нет ничего непредсказуемого, где на каждом шагу урны для мусора и маленькие кафе, где знакомая музыка, белые лица и тишина… Восточные страны для меня — это прежде всего солнце, вопли торговцев и чьи-то руки, которые стремятся меня пощупать… У тебя же — чисто мужская тяга к неизвестному, экзотическому, чему-то непредсказуемому… И тебя можно понять. Но тогда не пытайся, чтобы все это нравилось и мне в той же степени, что тебе самому.
Дима задумался. Дымок от его сигареты вился и исчезал в сумраке потолка. Только над столом, где они сидели, горела маленькая уютная лампа, ее оранжевый абажур пропускал мягкий свет, и все в нем казалось апельсиновым, будто в комнату был налит густой оранжевый сироп. Катя тоже притихла, спорить ей расхотелось. Наконец Дима очнулся и взглянул на нее несколько неуверенно.
— Так что же ты предлагаешь мне делать? — спросил он. — Отказаться от своей затеи?
— Зачем спрашивать, ведь все равно ты не откажешься, — вздохнула она. — А насчет того, чтобы я поехала с тобой… я не против, ты не думай… В конце концов, меня волнует только одна сторона дела… деньги.
— Там все решает взятка, — пояснил он, немного оживившись. — Я бы не брался за такой проект, если бы не разузнал все как надо. Все обойдется нам раза в полтора дороже, чем обычное устройство банального тура.
— Неужели? — удивилась Катя. — Всего в полтора раза? Кто же сделал такой расчет?
— Я сам. А, ты мне не веришь… — Он поймал на себе ее взгляд и покачал головой. — Знаешь, я не буду с тобой спорить. В конце концов, женщину не переубедишь, пока не сунешь факт ей под нос. А я тебе его суну!
Катя рассмеялась:
— Пошло звучит! Давай-ка приберем тут и подумаем, что делать завтра. Я согласна с тобой. Поеду на Бали, в Джакарту, к черту на рога. Мне так надоело тут сидеть… Но послушай… — Ей вдруг пришла в голову одна мысль. — А нас выпустят из Москвы?
— Почему нет?
— А следствие…
— А какое это имеет отношение к нам? — Он пожал плечами. — Пусть ищут маньяка, пусть трясут хоть Шороха, хоть кого хотят… Кстати, как следователь принял твою идею? Забыл спросить…
— А ты бы стал меня слушать тогда? Был какой-то сам не свой… Знаешь, он очень внимательно меня выслушал. По-моему, он сам думал над этим. Кстати, я молчала про Игоря. Обмолвилась только, что что-то подозреваю про его отношения с Ирой. Правильно сделала?
— Наверное… Кто его знает… Может быть, он ни в чем не виноват, просто несчастный мужик… Хотя я не представляю себе, как он мог быть несчастным с тобой…
— Очень даже мог, — вздохнула Катя. — Ладно, слушай, мне тут пришла в голову одна мысль… Я ведь с тех пор, как все это случилось, никому не звонила… Ни матери Иры, ни Тимуру, ни родственникам Лены… Это просто безобразно. Почему-то не могу себя заставить взять трубку. Мне все кажется, что, пока я не звоню, им не больно. Лишний раз напомню о беде…
— Давай-ка позвони, — согласился Дима. — Это, конечно, свинство. Друзья мы были или нет? Ну, я-то ни при чем… Но я учился с ними. Может быть, мы им чем-то поможем?
— Вот и я так думаю.
Первый номер, который набрала Катя, был номер Тимура. К телефону подошла женщина. «Мать Лики? Мать Тимура? — пыталась быстро сообразить Катя. — Голос что-то очень молодой… Или кажется?» Она попросила Тимура, и тот вскоре подошел.
— Здравствуйте, — осторожно сказала она. — Тимур, это звонит Катя, подруга Лики. Я хотела узнать… про похороны.
— Завтра, — мрачно ответил он. — Если хотите, приезжайте. Вынос тела в три часа.
— Вот как… Да, я приеду… К вашему дому?
— Куда же еще… — Тимур говорил как с того света, в голосе звучала едва скрытая неприязнь, и Катя спросила себя, почему он говорит с ней, как со своим кровным врагом. Впрочем, это тут же разъяснилось. Тимур, помолчав немного, спросил: — А если не секрет, кто рассказал следователю про Алину?
— Про кого?! — поразилась Катя.
— Да вы не бойтесь, скажите… — Тимур как будто усмехнулся. — Я же вам ничего не сделаю. Мне просто интересно — кому это было надо? Вы хоть знаете, что тут мне устроили?
— Нет, — убито сказала Катя. Она уже поняла, что речь пошла о его любовнице. — Я ничего не знаю. Тимур, никому я ничего не говорила. Вы можете мне не верить, но это так.
— А мне все равно! — отрезал тот. — Кто-то сказал, а кто — мне безразлично. Теперь меня тягают каждый день на допросы — на кого была записана квартира, усыновлял я Борьку или нет и все такое прочее… Они думают, я убил Лику из-за квартиры.
— Ужасно… — пробормотала Катя. — Тимур, поверьте мне, я ничего подобного…
— Да мне какое дело! Если хотите — приезжайте! Все. Уже поздно. Я кладу трубку.
Катя услышала гудки — быстрые, нервные, как голос самого Тимура. На душе у нее снова воцарился полный мрак. Она уже забыла, как чувствовала себя, когда узнала о смерти подруг, но сейчас ей было еще хуже. «Ведь никому, если подумать, нет дела до того, что они погибли. Все озабочены только тем, как это отразится на них. И Тимур, ну, это еще понятно… Мужик гулял, и Лика ему осточертела. И мать Иры… Вот это ужасно, особенно потому, что ребенок остался у нее на руках… А отца нет. У Лены, наверное, все по-другому…» И она набрала номер Лены.
Гудки она слушала с замиранием сердца. Слушала долго, у нее даже возникла абсурдная мысль, что квартира, где жила Лена, вымерла и никто там больше не живет. Время было позднее, тут Тимур был прав, и она собиралась уже было положить трубку, как вдруг гудки прекратились и ей ответил женский голос. Она узнала Наташу.
