На другой день она решила, что телефон неисправен, и решила поехать без предупреждения.
Вика специально поехала поздно вечером. Она решила явиться к Корзухиным часов в одиннадцать вечера. Так, по крайней мере, меньше шансов столкнуться с посторонними. Если день не праздничный, то дома обычно только члены семьи. А устраивать праздники Корзухиным не на что – это она поняла из рассказов Клауса. Она застегнула пальто, обмотала шею теплым шарфом, заглянула в сумку. И тут увидела, что там оба газовых баллончика.
На таможне она даже не вспоминала о них, настолько была погружена в свои мысли. И теперь удивилась – как на них не обратили внимания? «Видно, не похожа я на террористку!» – усмехнулась Вика.
Достала один баллончик, поставила его на подзеркальник. Второй оставила в сумке. Проверила деньги в кошельке. Сколько бы ни стоил этот пейзаж – на него денег хватит!
Но с самого начала все пошло вкривь и вкось.
Прежде всего. Вика очень задержалась. Целых полчаса она не решалась выйти из квартиры – соседка весьма некстати решила вымыть лестничную площадку. Вика никого не известила о своем приезде.
Она предпочитала, чтобы о ней никто не знал. Сюда может случайно заехать мать, и она будет потрясена, узнав от соседей, что дочь была в Москве, а к ней не заглянула. Наконец соседка захлопнула за собой дверь, и Вика, нервно взглянув на часы, выбежала из квартиры.
В том районе, где теперь жил Иван, ей никогда бывать не приходилось. Она вообще плохо знала Москву, ориентировалась с трудом. Кроме того, у нее страшно болела голова. То ли от перемены климата, а еще вернее – она все-таки простудилась в нетопленой квартире. Единственный старый нагреватель плохо тянул и совершенно не спасал от холода. Выйдя из метро. Вика чувствовала себя совершенно разбитой. Она зябко куталась в свое холодное пальто и с трудом соображала, в какую сторону нужно идти. К дому, где жили Корзухины, она пришла уже в половине первого ночи. Она никак не рассчитывала, что ее задержит соседка, что столько времени займет дорога. В такой час являться к незнакомым людям было неловко. Но Вика решила идти напролом. Поздно? Что же, тем лучше. Постараются поскорее избавиться от гостьи и продадут картину без торга.
Она позвонила в дверь, затем постучала. Через несколько минут кто-то брякнул цепочкой, в щели показалось бледное женское лицо. Вика облизнула губы и натянуто улыбнулась:
– Простите, что беспокою, могу я видеть Ивана Корзухина?
– Он ушел, – неприветливо ответила женщина.
Она уже хотела закрыть дверь, но Вика, сама себе удивляясь, удержала дверь за ручку, потянула на себя и почти силой вошла в квартиру. Женщина испуганно отступила, глядя на нее расширенными, какими-то странными глазами. «Неужели наркоманка?» – мельком подумала Вика. Теперь ее очень успокаивала мысль о баллончике. Она даже нащупала его в открытой сумке.
– Мне бы хотелось приобрести картину Ивана, – любезно сказала Вика. Она решила не обращать внимания на странности этой женщины. Вика сразу увидела, что живут они очень бедно, значит, торговаться не будут. Но женщина только качала головой и не говорила ни слова. – Меня интересует деревенский пейзаж, – продолжала Вика, цепко осматриваясь по сторонам. Она пыталась понять, где находится мастерская Ивана. – Это старая картина, где-то семьдесят шестого года. Там нарисован деревенский бревенчатый дом, сад… Послушайте, вы понимаете, о чем я вообще говорю?
И тут произошло нечто ужасное. Женщина все так же молча надвинулась на нее, схватила за рукав и зашипела что-то маловразумительное. Вика разобрала только повторяющиеся слова «и ты тоже, и ты тоже…». Она вскрикнула, попробовала вырваться, но женщина повисла у нее на руке:
– Не пущу! Воровка, еще одна воровка!
Это до кошмара напоминало сцену с Яной. Та же ненависть в глазах, та же цепкая жесткая рука, та же молчаливая упорная борьба – без всяких причин, без объяснений. Вика чувствовала себя так, будто попала в капкан – тот же самый, что двадцать лет назад. Свободной рукой она нащупала в сумке баллончик, сбросила колпачок и прыснула женщине в лицо. Та распахнула бледно-голубые глаза, сипло втянула воздух, и ее хватка заметно ослабела. Через минуту она разжала руку и мягко упала на пол.
Только теперь Вика услышала шорох в соседней комнате. Там был кто-то еще. Она метнулась было к двери, но туг же замерла, увидев худого парня в спортивном костюме. Парень стоял в прихожей и смотрел то на женщину, лежавшую на полу, то на Вику. Сделал шаг… Вика, зажмурившись, вытянула руку и давила на головку баллончика, пока были силы. Струя газа била прицельно, но ей тоже досталось – теперь она ощущала ужасную слабость, ее тошнило, раскалывалась голова.
Парень упал у стены и лежал, скорчив ноги, упершись плечом в косяк. Вика на подгибающихся ногах поплелась в кухню, приоткрыла окно и несколько минут дышала ледяным ночным воздухом.
Вскоре она пришла в себя. Замотала рот и нос шарфом, прошла мимо распластанных в коридоре тел, сразу нашла комнату, где в куче лежали картины.
Она расшвыривала их по сторонам, то и дело оглядываясь на дверь – не придут ли в себя хозяева?
В прихожей стояла мертвая тишина. Картины, которую она искала, не было.
И тут ей по-настоящему стало страшно. Капкан держал ее крепко, крепче, чем она думала. Она и не подозревала, что даже спустя двадцать лет он защелкнется так легко. "Что мне делать? – Она с безумным видом оглядывала учиненный ею развал. – Если бы они продали пейзаж, все бы обошлось…
Но я, получается, напала на них… Из-за картины!
Из-за клочка ничего не стоящей мазни! Если Иван узнает… Если ему опишут меня… Он сразу поймет, что это была я! Боже мой! Колодец, он первый скажет, что я искала колодец… Нет, я схожу с ума.
Куда он дел картину?!"
Ей послышалось, что в прихожей кто-то пошевелился. Вика выглянула из комнаты. Нет, показалось. Оба лежат неподвижно. Теперь видно, что это мать и сын, – между ними определенное сходство, особенно теперь, когда глаза закрыты, а лица расслаблены. Кольнуло сердце – сперва слабо, потом все грознее, все настойчивей. Вика вытащила из сумки пузырек с лекарством. Она никогда с ним не расставалась. Рука немела, нужно было торопиться. Ложку взять негде, нет под рукой и воды, чтобы развести дигиталис. Ничего, она не промахнется и так. Только бы не глотнуть лишнего. В больших дозах это сильный яд.
Вика зубами открыла пузырек. И тут ей неожиданно стало легче – как будто даже запах лекарства принес облегчение. Да, прошлое возвращалось.
Когда-то Денис не поверил, что она так быстро расправилась с Яной, так ловко избавилась от тела.
Колодец. Картина. Нельзя, чтобы они все рассказали. Нельзя, чтобы узнали, почему этот колодец так важен для нее. Надо вырваться из капкана. Немедленно!
Она тяжело опустилась на колени. Парень лежал с приоткрытым ртом. Вика поднесла пузырек к его губам, наклонила, поддерживая парню подбородок, и влила ему в рот половину содержимого. Несколько капель вылилось, остальное, наверное, пошло в горло. Она увидела, как на его тощей шее слабо дернулся кадык. С женщиной было тяжелее. Вика с трудом открыла ей рот. Вспомнилось, как у щенка, которого они завели перед отъездом в Германию, обнаружились глисты. Нужно было дать лекарство, а он не хотел его пить. Ни в пище, ни в сладостях, ни в чистом виде. Никак. И тогда Роман зажал щенка между коленями, сдавил ему горло, а Вика по каплям влила в открытую пасть лекарство. Зойка чуть не плакала, умоляла не мучить беднягу. Артур помогал держать Джима. Что толку? Все равно пришлось отдать собаку.
