– Но она говорит такое… Неужели ты поверил?!
– Нет, конечно. – Он слегка обнял мать за плечи, чтобы успокоить ее. – Она все выдумывает, или ей кажется, что это правда. Но это еще не причина, чтобы среди ночи запихивать ее в дурдом. Переночуем все здесь, отдохнем. Я ведь уже с ног валюсь. Утром будет видно, что делать. Не зарежет же она нас, в конце концов!
Мать с сомнением покачала головой, явно не разделяя спокойствия, которое удалось обрести Диме.
– Я тебя не понимаю, но… Решай сам. Ты ее знал лучше, и твоя подруга тоже, надеюсь, знает, что делает… Извини, можно задать один вопрос?
– Ну? – Он предчувствовал, о чем спросит мать, и не просчитался.
– Эта девушка… Что у тебя с ней?
– Так заметно? – с наигранной наглостью улыбнулся сын.
– Не шути, я этого не люблю! – испуганно воскликнула женщина.
– А я говорю серьезно. Вот и Елена Ивановна все сразу поняла. Между прочим, она-то не возмущается.
– Но я, я… – Мать совершенно растерялась и даже начала немного заикаться. – Я думала, что у тебя с Людой серьезно… Что вы как семья…
– Я тоже так думал. Хотя, что бы это изменило?
– Боже мой, я никак не могу привыкнуть к тому, что тебе тридцать лет! – вздохнула она наконец, отводя глаза. – Совсем взрослый мужчина и… Такой же, как все мужчины. Любовь до порога… Это было так необходимо? Прошла всего неделя…
– Мама, я уже отмучился угрызениями совести, не начинай все заново. У меня перед Людой никаких обязательств нет – только материальные.
– Кстати, – она перешла на шепот, – как быть с ее деньгами? Я уж думала, думала… Не решалась к тебе с этим лезть, думала, ты по ней убиваешься… Если бы знала, чем ты занят, не стала бы церемониться!..
– Ну, перестань! – не выдержал он. – Она тебе даже не сноха! А что касается ее денег, я их верну, по требованию.
– Кому? – трагически вопросила Татьяна. – Как?!
– Да вот хоть ее матери. Продам участок и выделю ее долю.
– О господи, это твое хладнокровие… Меня просто трясет! Идем в дом.
Елену Ивановну уже уложили на топчан, в кухне стоял сильный запах корвалола. Марфа, грустная и серьезная, караулила у плиты закипающий чайник. Обернувшись на звук шагов, женщина быстро приложила палец к губам:
– Тихонько! Она, кажется, уснула.
– Как тебе удалось? – прошептал Дима, прислушиваясь к дыханию спящей женщины. Та лежала навзничь, обутая – видимо, в той позе, в какой ее сморил сон.
– Я дала снотворное, у меня было с собой несколько таблеток.
– Как?! – шепотом вскрикнула Татьяна. – Снотворное?! Сердечнице?! Вы понимаете, что сделали?!
– Конечно, понимаю, – невозмутимо ответила Марфа, переходя на нормальный тон. – Все, теперь ее не разбудишь до утра. Это очень хорошее и абсолютно безопасное средство. Его дают и старикам, и детям, и уж на сердце оно вообще не влияет. Наоборот – она отлично выспится и будет свежа как роза.
Татьяна с сомнением взглянула на спящую и неодобрительно пожала плечами. В дискуссию, однако, вступать не стала, заметно избегая лишних контактов с Марфой. Это было так явно, что молодая женщина вопросительно взглянула на Диму и, все поняв, иронически улыбнулась. Сняла с плиты вскипевший чайник и, не спрашивая, налила чаю в три кружки.
– Скажите, что вы думаете насчет того, что говорила Елена Ивановна? – Марфа подала кружку Татьяне. – Она ведь всерьез верит в это, рвется на поиски! Я ее с трудом уложила, убедила, что утро вечера мудренее и Люда наверняка позвонит завтра.
– Бред, – коротко ответила та, но кружку взяла и сделала несколько глотков. – Я считаю, что надо вызвать «скорую» сейчас, пока она спит.
– А я бы подождал до утра! – возразил Дима. – В том, что она говорила, что-то было…
Марфа высоко подняла брови. Он кивнул:
– Знаю, знаю, что это звучит дико, но ты же сама слышала – она так искренне в это верит…
– Так верит, что это становится заразным. – Марфа почти насильно всучила ему кружку с чаем. – Согрейся, ничего другого нет. Значит, ты допускаешь, что Люда устроила чудовищную мистификацию, введя в заблуждение и нас, и милицию? Ладно. Номер глупый, но осуществимый. В этом есть что-то подростковое – сбежать ненадолго из дома, чтобы поволновались… Возникает один вопрос – зачем это взрослому человеку? Да еще накануне важного дела?
– Какого? – Татьяна оторвалась от дымящейся кружки.
– Перестройка дома. – Любезно пояснила Марфа. – Мы сейчас как раз ведем подготовительные работы.
– Какая спешка. – Женщина не удержалась от иронии. – А что бы сказала на это Люда? Тут, как-никак, есть ее законная половина!
– Да ведь на нее никто не посягает, – бестрепетно улыбнулась Марфа, отлично уловив подтекст. – А насчет спешки… она была бы рада, что дело идет.
– Да уж, на всех парах, – бросила Татьяна, возвращая пустую кружку и решительно глядя на часы. – Ну вот что, милые мои, раз вы все уже решили без меня – управляйтесь с Еленой Ивановной сами. Я не собираюсь висеть у вас над душой, и меня тут ничего не держит.
– Мам, ты в Москву?! На ночь глядя?
– Ничего, будут еще две электрички, я изучила расписание, – подчеркнуто холодно заявила женщина. – Провожать не надо, доберусь сама. Дима, пойдем, запрешь за мной калитку.
Она демонстративно пропустила мимо ушей «до свидания» Марфы и молча вышла, жестом позвав за собой сына. У калитки, уже отворив ее, остановилась и взглянула в его лицо, освещенное падавшим из дома светом.
– Дима, я чего-то не знаю?
Ее голос прозвучал сдавленно, напряженно, словно вопрос дался нелегко. Дима попытался обнять ее, та высвободилась:
– Скажи – ты действительно знаешь эту Марфу несколько дней? Такое впечатление, что это с ней ты прожил три года, а не с Людой.
– Какое еще у тебя впечатление? – уже раздраженно поинтересовался он. – Что мы с ней собираемся пожениться? Она, к слову, замужем, и, судя по всему, удачно.
– Впечатление такое, что ты рад тому, что случилось с Людой. – Голос матери дрогнул. – И она тоже не грустит! Дима, скажи мне все. Я… Никому, если что.
Последние слова она произнесла еле слышно, словно не веря, что осмелилась выговорить такое.
– Да что ты?! – До него дошел смысл сказанного, и желудок будто наполнился ледяной водой. – Ты хочешь сказать, что считаешь меня убийцей?!
– О господи, нет! А кем мне тебя еще считать! – воскликнула женщина, тут же противореча самой себе. – Я запуталась, я не знаю… И Елена Ивановна говорит такое, что я сама начинаю с ума сходить…
– Мама, останься! Утром все будет выглядеть иначе!
– Нет, мне страшно. – Она даже сделала шаг прочь от сына, оказавшись на улице. Теперь их разделяла калитка. – Я сюда больше не приеду, никогда. У меня такое чувство, что ты… ты… ты стал таким чужим!
