– Нет, пусть она скажет, что вдруг случилось, почему она завелась! – не сдался он. – Пусть объяснит! Никакого горя я тут не замечаю – это просто истерика!
Людина мать стояла молча, с дергающимся лицом – казалось, тик мешает ей заговорить. Она неровно дышала и часто подносила к щеке ладонь, словно пытаясь поймать, остановить судороги. Ее мечущийся, загнанный взгляд в самом деле можно было принять за взгляд сумасшедшей. «Безумный день, – мелькнуло в голове у Димы. Он невольно отступил на шаг – ему вдруг показалось, что женщина может на него броситься. – Бывают дни, когда хочется спрятать голову под подушку, как в детстве. Как ее отсюда убрать? Не в милицию же звонить. «Скорая»? А ее возьмут?»
Его размышления прервала Людина мать. Среди наступившего тяжелого молчания ее голос прозвучал странно – надтреснуто, чуть искусственно, – будто говорил не человек, а звукоподражательный аппарат.
– Люда уже второй день не звонит. Если кто-нибудь что-то знает – скажите!
Для того чтобы осмыслить услышанное, всем потребовалось время. Никто не издал ни звука – только мать Димы резко закрыла глаза, будто пытаясь отгородиться от окружающего мира, в котором совсем не осталось здравого смысла. Марфа стояла так тихо, будто боялась кого-то спугнуть. Дима сжал кулаки, давя в них нервную дрожь. «Так, ясно, все ясно. Как я не понял сразу? Эта ее странная реакция на исчезновение дочери – почти равнодушие… Потом – вдруг агрессия. Да на нее достаточно только взглянуть – вот и диагноз. Хорошо. Но как ее увезти, куда надо? Марфу надо спровадить позвонить, не при ней же вызывать бригаду. Черт, если бы мы были в Москве! А то даже не в Московской области! Я ничего тут не знаю».
– Последний раз она звонила вчера утром, – все тем же странным, скрипучим голосом произнесла Елена Ивановна. – Она звонила утром и вечером, а вчера… Только раз. И сегодня – ничего.
– Извините, позвольте кое-что уточнить, – сдержанно, совершенно без эмоций поинтересовалась Марфа. – Вы хотите сказать, что Люда вам звонила в те дни, когда ее все искали?
– Ну да! Конечно, она звонила матери!
– Боже мой, – пробормотала Димина мать, с ужасом глядя на свою спутницу. – Я ничего не понимаю, но мне кажется…
– Марфа, на минутку. – Дима сделал ей знак, но та упрямо тряхнула челкой. – Марфа! Я хочу тебе кое-что сказать.
– Погоди, – бросила она и повернулась к женщине: – Елена Ивановна, как же так? Люда пропала двадцать седьмого апреля. По вашим словам, в последний раз она звонила вчера утром, то есть третьего мая. Всю эту неделю ее искали – и мы, и милиция, а вы были с ней на связи и ничего никому не сказали?!
– Она просила не говорить! – Тон гостьи заметно изменился. Она была уже не столько агрессивна, сколько жалка. Говорила она с трудом, в голосе звучали сдерживаемые рыдания, и Дима невольно почувствовал неловкость за то, что набросился на больную женщину. «Она повредилась в уме, ей надо срочно помочь, или Люда, если она вернется, получит слабоумного инвалида… Если вернется…» Слова Людиной матери не произвели на него никакого впечатления – он видел, что женщина не в себе, и уже начинал извинять ее поведение. Действительно, находясь больше недели в состоянии стресса, Елена Ивановна могла перепутать желаемое с действительным и вообразить, что дочь ей звонила.
– Просила не говорить, – вздохнула Марфа, и этот вздох яснее любых слов сказал о том, что ее мысли примерно повторяют Димины. – А почему?
– Люда хотела, чтобы он, – женщина указала на Диму, – думал, что она пропала.
– У меня нет слов, Елена Ивановна! – вмешалась, не выдержав, мать Димы. – Вы сами-то себя слышите? Чего ради Людочке потребовалось такое представление?!
– Не знаю, она не сказала, – бросила та и бессильно прислонилась к столбику калитки. – Я вообще ничего уже не понимаю… Не смотрите на меня так! Вы все думаете, что у меня бред, да? Господи, я и сама уже так думаю… Но только Люда на самом деле никуда не пропадала…
– Да где же она была в таком случае?! – воскликнула Марфа, не выдержав дипломатически-сдержанного тона. – Этого вы тоже не знаете?!
– Здесь. – Женщина прикрыла измученные глаза, горевшие нездоровым блеском. Она была так бледна, что казалось, вот-вот упадет в обморок. – В Александрове. Она сказала, что поживет какое-то время на пустой квартире, у старых знакомых.
– У каких знакомых? – Дима тревожно ловил каждое слово. На миг ему вдруг показалось, что женщина знает, о чем говорит, – уж очень она была уверена в своей правоте. Он с трудом прогнал эту крамольную мысль.
– Дима, ты спрашиваешь, как будто это может быть правдой! – упрекнула его мать. – Видно же, что Елене Ивановне плохо!
– Она не сказала у каких, – ответила та. – Я и не стала спрашивать. Она сказала только, что хочет исчезнуть для вас. Разыграть такой спектакль – она сама так выразилась. Просила меня сделать вид, что я этому верю. Звонила два раза в день, чтобы я не беспокоилась. И вот – нет и нет. Вчера вечером я подумала, что она к тебе вернулась, – женщина подняла на Диму умоляющие, растерянные глаза, – вот и позвонила… Ночь не спала, сердце прихватывало… И вот сегодня – тоже ничего! Я звонила ей сама, хотя она просила этого не делать. Говорила, что будет включать свой телефон, только чтобы позвонить мне. Телефон, конечно, отключен…
– Это безумие! Димочка, отойдем на минутку. – Мать делала ему зазывающие знаки, смысл которых был ясен. Точно так же он пытался отозвать в сторонку Марфу, чтобы послать ее за медицинской помощью. Но сейчас он был далек от мысли звать врачей. Что-то в уверенном, отчаянном тоне несостоявшейся тещи не вязалось с версией о ее безумии. Она выглядела как человек, впавший в панику, потерявший ориентиры и, самое трагическое – не умеющий заставить себе поверить.
– С ней что-то случилось! – Елена Ивановна кусала губы, явно борясь с сердечным приступом. Марфа бросилась к ней, взяла под локоть, и странно – та покорно ей повиновалась.
– Идемте в дом, приляжете, – заботливо поддерживала ее молодая женщина. – У вас есть с собой лекарства?
Они медленно прошли по дорожке, поднялись на скрипучее крыльцо и скрылись в доме. Через несколько секунд там зажегся свет, и словно в ответ – прощально вспыхнуло последнее догоравшее полено в костре. В окне показалась тень – судя по жестам, Марфа что-то переставляла на столе.
– Хорошо, что она ее увела! – воскликнула Татьяна, бросаясь к сыну. – Немедленно звони в «скорую», там что-нибудь подскажут.
– Не знаю, стоит ли. – Он не мог оторвать взгляда от освещенного окна. В нем все еще виднелся силуэт Марфы. В руке у нее появился маленький темный предмет – скорее всего, чашка. Женщина повернулась в профиль, склонилась над столом, прядь ее волос упала и свесилась вдоль лица. Диму завораживала эта картина – он как будто наблюдал не за Марфой, а за совершенно незнакомой женщиной.
– Как это? – оторопела мать. – Ты не видишь, что Елена Ивановна не в себе?
– Дай ей время прийти в себя, вот и все.
