– Потом сама увидишь, – загадочно ответил брат. – У меня появились какие-то очень странные мысли…
Она вздохнула:
– А когда они у тебя не странные? Все настроение испортил, сволочь…
Брат так и не сумел (или не захотел) объяснить, зачем ему вдруг понадобилась машина в столь ранний час. Света поняла одно – он сел за руль в пьяном виде, в пьяном же виде откуда-то возвращался, не справился с управлением (глубоко задумавшись) и триумфально поприветствовал столб на обочине, случайно въехав на тротуар. По счастливой случайности, прохожих поблизости не было.
В институт она в тот день уже не поехала – пропало всякое желание сидеть на лекциях и делать вид, будто они ее хоть сколько-нибудь интересуют. Брат тоже не покидал своей комнаты до самого вечера. Он слушал заунывную музыку, чем-то гремел, как будто передвигал мебель, отказался сперва от обеда, а потом и от ужина. Света поела, но вяло и неохотно. Мать беспокоилась и спрашивала, что произошло между двойняшками. Узнав, что разбита машина, женщина не слишком огорчилась, зато Света расстроилась еще больше. Она понимала, что ответственность за поломку целиком ляжет на ее собственные плечи, а маму вовсе ругать не будут – потому та и осталась такой спокойной. И это было обидно.
– Конечно, – напустилась она на мать. – Лишь бы над тобой не капало, а все остальное – пустяки!
– Не я же разбила машину, – исчерпывающе заметила та, и на этом разговор был окончен. Света так злилась на брата, что больше не входила к нему в комнату. А тот не сделал ни единой попытки к примирению…
…И вот теперь она лежала на тахте в обнимку с томиком Диккенса и все еще посмеивалась – правда, уже не очень весело. Но тут затявкал звонок, в прихожей послышались голоса, она приподнялась на локте, прислушалась и радостно вскочила:
– Папка!
Отец как раз стягивал легкое, не по погоде пальто. Он расцеловался с дочерью, поискал глазами сына… Жена быстро объяснила:
– Сережа сейчас придет. Он пошел в магазин.
– Ну ладно. Разбирайте подарки, я пока приведу себя в порядок. – Он отправился в ванную.
Мать одним глазом заглянула в свертки и тут же умчалась на кухню. Света была более любопытна – сперва она обследовала пакет, предназначенный брату. Отец привез ему с десяток компакт-дисков, которые парень никак не мог отыскать в Москве. Он каждый раз снабжал уезжающего отца длинным списком, и тот заходил в лучшие музыкальные магазины Европы. А дочери предназначалась коротенькая, совершенно невесомая белая шубка из удивительно нежного меха. Света блаженно ахнула, быстро накинув ее перед зеркалом.
– Щипаная норка! – прокричал из ванной отец. – Нравится? Эксклюзив!
– Папочка, спасибо! – закричала Света. Она и впрямь была в восторге. Шуба у нее, конечно, была, но о такой штучке можно было только мечтать. – Сколько заплатил?
– Много! Да не важно. – Он вышел в коридор с полотенцем на шее, уже переодевшись в заранее приготовленный женой спортивный костюм. – Где же Серега? С ним все в порядке? Он что, уехал на твоей машине? Почему ее нет во дворе?
«Женский пол» переглянулся. Света вздохнула – дольше скрывать правду было невозможно. Отец всегда и все замечал – это было одним из главных его недостатков.
– Машину разбили.
– Ты?
– Нет.
– Значит, он? Аня не водит. – Он взглянул на жену. Та пожала плечами, отводя глаза. – Значит, Сергей? И конечно, он был пьян.
– Папочка… – начала было Света, но тут же осеклась.
Случилось самое худшее, что только можно было вообразить, – отец не взглянул в ее сторону и будто не услышал умоляющего голоса. Он швырнул в ванную полотенце, прошел мимо предусмотрительно оцепеневшей жены и хлопнул дверью своего кабинета.
– Ну все, – прошептала Света. – Это до утра. А может, и дольше.
– Ты сама виновата, – таким же страшным шепотом ответила ей мать. – Нужно было как-то его подготовить. Думала бы немного головой! Он только что приехал, не успел прийти в себя, а ты сразу его огорошила!
– Но он же первый спросил!
– Нужно было что-то придумать, отговориться, – бросила мать и, подкравшись к двери кабинета, ласковым грудным голосом пропела: – Кеша, можно к тебе на минуточку?
Дочь ненавидела этот ее особенный голос, заискивающий и настолько фальшивый, что страдало даже ее немузыкальное ухо. Но отец, как ни странно, почти всегда разрешал жене войти, когда она начинала так «петь». Света мрачно ушла на кухню и принялась ковырять вилкой салат из редиски. Спустя пять минут влетела радостная мать, выхватила миску и унесла в кабинет. Тут же вернулась за приборами, заполошено заглянула в духовой шкаф, затем в кипящую кастрюлю и сообщила:
– Он поест у себя, кажется, отходит. Говорю, не надо было так сразу на него все вываливать! Голодный же! Нарежь хлеба.
– Зачем еще хлеб, если есть пельмени.
– Тебе бы только противоречить! Ладно, сама сделаю. От тебя помощи не дождешься.
И она снова унеслась. Света поела на кухне, наскоро слепив себе бутерброд. Она съела его без аппетита, а напоказ и назло матери, забравшей у нее из-под носа салат, хотя та, вернувшись с миской, умоляла ее не питаться всухомятку и не портить себе желудок. В кабинет ее вызвали через полтора часа, когда отец успел напиться чаю.
– Ну здравствуй еще раз, – вздохнул он из глубины мягкого кресла.
Дочь молча подошла и уселась перед ним на ковре. Тут она часто сиживала, когда была маленькой, – тихо-тихо, почти не двигаясь, будто ее тут и не было. В этих сидениях была особая прелесть, потому что в такие вечерние часы отец принадлежал только ей. Мать копошилась по хозяйству где-то в глубине квартиры, братишка терзал пианино или смотрел телевизор… Если только не бегал дотемна во дворе. А Света сидела у ног отца с какой-нибудь книжкой или игрушкой и была совершенно счастлива. Сейчас она редко садилась на ковер в кабинете – в основном, когда была виновата перед отцом или он считал ее таковой. Это их как-то сближало.
– Не успел я приехать, как ты сразу меня обрадовала, – продолжал он, все так же укоризненно. – Что случилось-то? Расскажи.
– Да я сама не знаю толком. Он взял машину вчера утром и вернул ее во двор покореженной. Пришлось везти в автосервис.
– И сколько они содрали?
Услышав цифру, отец нахмурился:
– Ну что ж, деньги у тебя есть. Заплатишь сама. А если не хватит – братец подкинет.
– Мы все так и сделали, – заискивающе сообщила Света. Но сердце у нее упало – она поняла, что отец настроен решительно и никакой компенсации она не получит.
– Тебе это будет уроком, – продолжал отец, покачивая ногой в домашнем шлепанце. Его усталое серое лицо постепенно смягчалось, да и голос становился все более спокойным, домашним. В нем появились назидательные нотки. – Что твое – твое. Ты за это отвечаешь. А если доверяешь свои вещи другим, то потом не жалуйся, что их испортили.
