Марина приблизилась. Та смотрела пристально, словно ощупывая взглядом. «Где она была до сих пор? – спросила себя Марина. – Почему не явилась, когда мы вошли? Кажется, это его мать… Мать этого чудища».
– Подай-ка мне кофту! – Женщина, судя по всему, закончила осмотр Марины и пришла к какому-то результату.
Марина оглянулась, но ничего похожего на кофту не увидела. Только на спинке кресла, такого же точно, как в предыдущей комнате, висело нечто вроде легкой шубки. При ближайшем рассмотрении это оказались соболя.
– Ну, что смотришь? – недовольно окликнула ее женщина. – Вон же, видишь?
Марина взяла в руки атласно-соболиное одеяние.
– Помоги надеть! – приказала женщина, становясь к ней спиной.
Марина с ужасом заметила, что спина эта, наполовину скрытая белым шелком комбинации, была вся исполосована грубыми коллоидными рубцами, побелевшими от притираний. Видимо, это был след давнего ожога, затронувшего глубокие мышечные ткани, так что и теперь некоторые движения должны были причинять женщине боль.
– Ну, что разглядываешь? – Та сердито отстранилась от нее, запахивая кофту. Она бросила взгляд в зеркало, взяла с трюмо красный карандаш для губ и обвела им линии накрашенного рта. Закурила.
– На. – Женщина протянула пачку Марине.
Она взяла себе сигарету.
– Садись! – велела женщина, опускаясь в кресло. Ее диковинная кофта разошлась внизу, открыв полные колени, обтянутые блестящими черными чулками. Ноги она всунула в туфли с массивными квадратными каблуками, лениво нашарив их на полу рядом с креслом. Теперь она сидела и курила, стряхивая пепел на ковер.
«Тоже как сынок, – подумала Марина. – Только кто из них кому подражает – она ему или он ей? Нет, эта никому не станет подражать…» В облике этой женщины был тяжеловатый, чуть дурного тона, шик и ясно читалась привычка приказывать. От нее исходили равнодушие и самоуверенность. И – холод. Все черты, повторившиеся в Делоне.
– Что-то я тебя не помню, – сощурилась на нее женщина.
Марина пожала плечами.
– Он что, спит?
– Да, сразу уснул.
– Ясно, – вздохнула женщина. – Все в порядке, значит?
Она бросила пристальный взгляд на Марину, тут же отведя глаза.
– Вроде да, – осторожно ответила Марина. «Что она имеет в виду? Считает меня сообщницей? Да так оно в общем-то и есть…»
– Получили? – продолжала женщина.
– Да.
– Ну и слава Богу. А теперь скажи мне, душа моя, кто ты, собственно, такая? – неожиданно нагнулась к ней женщина. – Тебя как зовут?
– Марина.
– Чудно. А почему ты здесь? Где он тебя нашел?
– В капусте, – мрачно сострила Марина.
Женщина посмотрела на нее с легким любопытством. Марина решила с ней не откровенничать. Делона, как ни странно, она боялась меньше.
– Он проснется и сам расскажет, – заявила она.
– А ты что, не можешь? Или он не велел? – усмехнулась та. – Ладно, ценю твою скромность. Есть, наверно, хочешь?
Она встала, опершись рукой о подлокотник и поморщившись. Спина, видимо, причиняла ей серьезные затруднения.
– Пойдем, покормлю, – пригласила она.
Они прошли на кухню. Женщина поставила чайник на газ и опустилась в очередное белое кресло. Видимо, эти кресла были расставлены во всех местах ее обитания и позволяли ей расслабиться и не думать о спине. «Странная квартира», – снова подумала Марина. Обстановка производила впечатление убожества и грязноватой роскоши. Видно было, что ни матери, ни сыну не было дела до того, чистые ли в комнатах обои и не пора ли вытереть пыль.
– Возьми в холодильнике, там… Ветчину, салат, – диктовала ей женщина, дымя сигаретой. – Ешь, что хочешь.
Марина набросилась на бутерброды со зверским аппетитом, который удивил ее саму. За эти два дня она почти ничего не ела.
Женщина к еде не притронулась. Она сидела устремив куда-то в потолок ничего не выражающий взгляд, время от времени смаргивая от дыма, попадавшего ей в глаза.
– Кожа у тебя какая? – неожиданно спросила она Марину. Та чуть не подавилась. Ей в голову пришла идиотская мысль, что женщина эта собирается купить у нее что-то кожаное. Кресло или куртку…
– Чего? – переспросила она, думая, что ослышалась.
– Кожа лица.
– А… Сухая.
– Плохо! – равнодушно прокомментировала женщина, по-прежнему глядя в потолок.
Марина обиделась.
– Знаю, что не хорошо, – проговорила она. – Но что поделаешь?
– Ладно, ешь, не слушай меня…
Марина принялась за кофе.
– А лет тебе сколько? – задала очередной экстравагантный вопрос дама.
– Тридцать два. – Марина смирилась с ее бесцеремонностью. – А что?
Этот ее вопрос был оставлен без ответа. Видимо, эта женщина обладала удобной способностью слышать только то, что хотела услышать. «Как все самоуверенные и самовлюбленные люди, – подумала Марина. – И сынок туда же».
Она допила кофе.
– Помой посуду, душа моя, – лениво приказала женщина.
«Что ж, это не худшее, что могло со мной здесь случиться, – подумала Марина, оглядывая гору грязной посуды, громоздившуюся в двойной раковине из блестящей стали. – Я всего-навсего играю роль кроткой невестки при суровой свекрови…»
– Воды горячей нет, – вспомнила она.
– Вчера не было, сегодня дали, – заметила та. – Откуда про воду знаешь?
– Он сказал.
Марина мыла посуду, стараясь что-то угадать о характере здешних обитателей по тем предметам, которые попадали ей в руки. Тарелки из дорогого итальянского фарфора, авторская работа, нумерованные… Рядом – столовская кружка с отбитым краем. Алюминиевая вилка с погнутыми зубьями. Лимонные корки. Обглоданные кости индюшки. Разбитый хрустальный бокал. Позолоченные чайные ложечки в крошках торта. Видно было, что обитатели квартиры ведут жизнь разнообразную и интересную. Причем еда занимает их больше, чем сервировка.
– Кастрюли на плите, тоже помой, – напоминала ей женщина. Она тем временем достала из холодильника бутылку рислинга и разлила его в два бокала.
Марина покончила с посудой и вычистила раковину. Женщина одобрительно следила за ней.
– В кои-то веки привел в дом хозяйку, – усмехнулась она. – Вот не ожидала! Всякое бывало, и сковородки мне в лицо бросали… Но чтобы раковину почистили! Ну, садись, давай выпьем за знакомство…
Марина уселась за стол и взяла в руки бокал.
– Меня, кстати, Тамарой звать, – сообщила ей женщина и приподняла свой бокал.
За окном стемнело – ветер нагнал черные тучи. Казалось, наступил вечер. Под самым окном кухни раскачивала свои красные гроздья рябина. Марина молчала, подперев ладонью щеку. Тамара тоже молчала, глядя на большие фарфоровые часы, висевшие над столом. Это были старинные, видимо французского фарфора, часы, украшенные наверху фигурками пастуха и пастушки. Пастушка смущенно и лукаво прикрывала ладонью свою обнаженную грудь, пастух настойчиво ее обнимал. Фигурки казались почти живыми, и Марина тоже загляделась на них. Ее пальцы слабели, сигарета упала на стол. Тамара подняла ее и загасила в пепельнице. Марина, почувствовав неладное, тряхнула головой, открыла глаза пошире… Все поплыло перед ней – пастух и пастушка, рябина, Тамара, молча сидевшая напротив… «Она мне что-то подсыпала…» – успела подумать Марина. Ее голова стукнулась о стол. Она уснула.
