Но нежность, пробившуюся сквозь вчерашнюю злобу, она ничем не выдала. Налила кофе, подвинула коробку с печеньем. Делон принялся его грызть, видимо совсем не думая о еде. Тамара с жалостью смотрела на него. «Вон как его иссушило… Тоже переживает… Ах, черт! Скорее бы отсюда уехать… Может, попробовать сейчас? И денег не отдавать? Нет, опасно, почти наверняка он, Павел Аркадьевич этот, за нами следит… Головы оторвет. Хватит, и так уж напортачили… А все из-за него! Все потому, что меня не слушал! Ленка его погубила, вот кто…»
Делон внезапно поднял глаза.
– Ма, – пробормотал он. – Ма, что это значит? Почему она на меня смотрит?
– Кто? – Тамара даже оглянулась. – Кто смотрит?
– Ленка.
– Да ты в своем уме? Она же…
– Умерла, я знаю, – невыразительным голосом сказал он. – Но почему она тогда смотрит?
– Где смотрит?
– Везде, мам. Как только глаза закрою, она! Я про нее даже не думаю, а она смотрит – отовсюду, сбоку, сзади… Иногда как будто сердится, а иногда – так просто.
Тамара протянула руку и пощупала сыну лоб.
– Нормальный, – сказала она. – Но у тебя бред. Ленка на тебя смотрит? Во сне?
– Все время, – жалобно сказал Делон.
Тамара покачала головой.
– Это не Ленка, – тихо сказала она. – Это твоя совесть.
– Что?
– Слово незнакомое? Совесть, дурашка. Это ты мучаешься, что ее утопил… Ну как тебе объяснить…
– А долго это будет? – еще жалобней спросил он. – Я спать не могу.
– Недолго, не бойся, – успокоила его Тамара. – А если спать не мог, что же мне не сказал? Я бы таблетку дала…
«Боже мой, какое он еще дитя! – в отчаянии подумала она. – Вот и вырастила себе опору на старости лет… Ему самому нянька нужна… Да не такая, как я… Неужели прав он был, когда сказал вчера, что это я ему жизнь поломала? А кажется, ничего такого… Я ведь, наоборот, все для него делала… Разве я, мать, могла ему повредить? Нет, выдумки… Его собственная дурная башка ему вредит, вот и все… А жаль его… Вот сидит он, дурачок, и мучается, как животное бессловесное… Сказать даже не может, почему мучается…»
– Мам, давай уедем. Прямо сейчас.
– Не сходи с ума. Я уже думала об этом. Нас сразу найдут. Нам нужно время, – быстро заговорила Тамара. – Ты же в розыске. Нас первый пост остановит.
– Не остановит…
– Да что ты как ребенок. Как это – не остановит?!
– Мы проскочим!
– Стара я стала – проскакивать, – нахмурилась Тамара. – Не думала, что доживу до такого… Проскочим… Нет нормальной жизни, хоть ты тресни! Для чего я пахала?! Для чего ты пахал?! Чтобы теперь проскакивать в щелки? Да я не того хочу!
– А что делать, мам? Денег-то у нас сколько останется, когда все отдадим?
– Не твое дело!
– Почему не мое? Я тоже должен знать.
– А если и узнаешь, что сможешь изменить? – Тамара усмехнулась, глядя на сына. – Денег, милый мой, останется пять тысяч с небольшим… И это все.
– Как мало, – протянул Делон.
– Да, немного… И это если учесть, что мы остались без поддержки…
– Ма…
– Ну что еще?
– Это ведь я во всем виноват.
В глазах Делона что-то блеснуло. Тамара пригляделась – слезы? Нет, кажется, его глаза были сухи.
– Мам, я постараюсь… Я все исправлю.
– Ладно уж, наисправлял уже!
Она с досадой махнула рукой.
– Ты что же, теперь совсем в меня не веришь? – спросил Делон.
– Как мне в тебя верить? – Тамара подняла бровь. – Столько напортачил…
– Но я все исправлю!
– Исправит он! Я тебе исправлю! Будешь делать только то, что я скажу.
– Ма…
– Все, молчи! У меня и так голова раскалывается! Кажется, дождь будет…
Они в молчании пили кофе. Внезапно часы, висящие над столом, тоненько зазвенели и пробили половину девятого… Тамара вздрогнула, но не от звона – Делон вдруг замахнулся рукой, в которой держал чашку, и с силой швырнул ее в часы. Раздался треск, посыпались фарфоровые осколки.
Тамара изумленно смотрела на сына.
– Одурел?
Делон не отвечал. Он сидел опустив голову, снова поникнув, и счищал с рубашки кофейную гушу.
– Так и есть, одурел, – заключила она. – Зачем часы разбил? Часы-то чем виноваты?
– Так…
– Только потому, что Вадькин подарок? – догадалась она. – Так что из того? Мне же эти часы всегда нравились?
Тамара взяла в руки самый большой осколок, упавший на стол. Это были пастух и пастушка. Они все еще обнимались, хотя у пастуха уже не было головы, а пастушка лишилась изящных фарфоровых ножек. Тамара с какой-то нежностью смотрела на фигурки.
– Смотри… – Она показала фигурки Делону. – Они погибли…
Тот резко встал из-за стола и вышел. Она вздохнула и бросила пастушка с пастушкой на стол. Поднялась, закусив губу, чтобы не стонать.
Когда она прошла в свою комнату, там был Делон. Он повернулся, и ей показалось, будто он что-то спрятал в карман.
– Что там у тебя?
– Ничего.
– Врешь! Что у тебя было в руках?
– Ничего, говорю.
– Сейчас обыщу!
– Брось.
Ей в голову пришла догадка.
– Ну, если ты тронул деньги!
– Да я даже не знаю, где они…
Тамара кинулась к своему туалетному столику так быстро, как позволила спина. Выдвинула верхний ящик, приподняла косметические салфетки. Пакет с деньгами был на месте. Она взяла его в руки, повертела. Вроде к нему никто не прикасался. Она подозрительно взглянула на сына:
– А ты все-таки что-то спрятал…
– Мам, не морочь мне голову.
– Я тебе не морочу голову. Потому что головы у тебя нет.
– Это мы уже слышали.
– И запомни навсегда, мой дорогой: еще одна выходка – и ты меня больше никогда не увидишь.
– Это как?
– Очень просто. Даже я, калека несчастная, смогу лучше заботиться о себе, чем ты обо мне. Ты мне не нужен, если не будешь слушаться.
– Я не ребенок.
– Нет, ребенок! – Тамара стукнула пакетом с деньгами по столику. – Ты всегда был только ребенком! И никогда не станешь взрослым! Потому что не умеешь принимать решений! А если принимаешь их, то выходит идиотизм! Ты в этом уже мог убедиться! Отстань от меня!
– Я к тебе и не пристаю… Это ты…
