– Мое честное слово – вот гарантия, – отрезала Света. – Так будет куда вернее… Марина должна выйти оттуда, не так ли? А что помешает вашим молодцам пристукнуть ее как свидетеля, если они сами откроют дверь? Я, конечно, говорю теоретически. Но все же? Я хочу, чтобы она открыла дверь и выбежала на лестницу. Внизу буду ждать я. Я увезу ее, и на этом делу конец. Ни вы нас больше не увидите, ни мы вас. Расстанемся по-хорошему. А то всякое может случиться. Ну как?
Она склонила набок голову. Михаил махнул рукой.
– Ладно, недоверчивая женщина! Пусть будет по-вашему.
– Ол-райт! – бодро ответила Света. Однако было видно, насколько ей трудно казаться веселой в этот вечер. Ее лицо было бледно, а глаза смотрели так, как будто вот-вот должны были увидеть что-то ужасное.
– Значит, завтра, скорее всего, Илью пригласят на игру, – сказал Михаил.
– Илью?
– Да, парня, которого мы подсадили, зовут Илья.
– Это тот самый, который просмеяться не может? – невесело сказала Света. – А завтра? Завтра он сможет смеяться?
– Завтра ему будет не до смеха, – пожал плечами Михаил. – Он может даже не знать, куда его везут, скажут в последний момент.
– Ну нет, – покачала головой Света. – Обычно с клиентом очень предупредительны, чтобы он не поднял хай раньше времени. Его обязательно спросят, есть ли у него время заехать в гости, где будет тот самый человек, который ему нужен… И тому подобное.
Ее голос упал. Михаил внимательно взглянул на нее.
– Вы уверены, что в последний момент не вздумаете его предупредить? – жестко спросил он.
– Лучше я отрублю себе руку… – пробормотала Света. – Не беспокойтесь.
– Горничная…
– Завтра утром… – Света опустилась на постель и отвернулась. – Завтра она туда поедет и предупредит. Положитесь на нее. Положитесь на меня. Положитесь на Марину. А теперь дайте поспать…
Михаил вышел и прикрыл за собой дверь квартиры. Горничная тут же прошла к Свете.
– Ну что ты? – Она обняла ее за дрожащие плечи.
– Все замечательно. Все хорошо.
– Что он тебе сказал?
– Вот твои деньги. – Света протянула горничной несколько пачек. – Здесь твоя квартира.
– Светка…
– Только не вздумай благодарить! – вдруг почти прорыдала Света. – Клянусь, если ты меня поблагодаришь… Я тогда не знаю, что сделаю!
– Свет, ну раз так… Раз так, то, может быть, не надо?
– Надо! И более того – надо мне! Мне!
– Он и тебе деньги дал?
Света упала лицом в подушку. Ее плечи замерли. Со стороны могло показаться, что она внезапно уснула. Горничная осторожно погладила ее по спине.
– Светик…
Та резко подняла голову.
– Ты, надеюсь, не думаешь, что я из-за денег?
– Да как я могу так думать?! – вскочила горничная. – Я разве не знаю, что ты его любишь?
– Знаешь ведь? – зарыдала в голос Света. – Ты ведь знаешь!
– До сих пор любишь, – грустно сказала горничная. – Все твои выкрутасы – для посторонних. А меня ты не обманешь.
– Что же делать? – спросила Света, глядя остановившимися глазами.
– Неужели спасти его хочешь?
– Нет. Я хочу… – Она вдруг закрыла лицо руками. Ее голос доносился из-под сомкнутых пальцев глухо и сдавленно. – Знаешь, чего я хотела бы? По-настоящему?
– Откуда же…
– Ты только не смейся. Я хотела бы… От него ребенка.
– Светка, ты сумасшедшая!
– Ты знаешь все, так ты сказала? Но ты не знаешь самой малости… Самой малости, о которой я никому не говорила.
– Что же это такое?
– Год назад… Я вдруг поняла, что беременна, потом решилась сказать ему. Он… Он послал меня на аборт. И я пошла. Знаешь, я тогда чуть не возненавидела его. Но я подумала: что же делать, ведь он все равно меня выгонит в конце концов… Я это прекрасно понимала. Но теперь… Теперь, если бы я снова ждала от него ребенка… Я бы оставила его.
– Ты сумасшедшая, – повторила горничная, с жалостью глядя на Свету.
Та подняла измученный взгляд.
– Пусть я сошла с ума. Но я хотела бы ребенка именно от него… Он для меня потерян навсегда. Он никогда меня не любил, я это знаю. Он подлец, негодяй, убийца… Но я хотела бы взять на руки ребенка – его ребенка, понимаешь, – взять на руки человечка, который бы на него походил… Который любил бы меня… Которого я бы не потеряла никогда! Никогда!
– Дети… Они тоже всякие бывают… – грустно сказала горничная. – Есть и такие, что матери в лицо плюют.
– Твой не такой?
– Да нет…
Света посмотрела на нее и покачала головой:
– Что ж, может быть, мне даже и повезло… Но как пусто!
– Где пусто?
– Здесь. – Света положила ладонь на живот, на грудь, на лоб, поочередно указывая эти места: – Здесь, здесь и здесь. И вокруг меня.
– Это пройдет.
– Да, это пройдет. Пусть это скорее пройдет. Или ничего на свете не имеет смысла… – Может, остаться мне на эту ночь? – спросила горничная.
– Не надо. Иди. Тебя ведь твои ждут. Завтра поезжай к Марине и скажи ей, что все готово.
– Эх, девки… Жалко мне вас!
Горничная прибралась, вышла и заперла за собой дверь. Света полежала в темноте. Закрыла глаза. Но в ту ночь она так и не уснула.
Тамара в ту ночь тоже не спала. Утром встала чуть свет, ополоснула лицо, решила было накраситься, но ей трудно было лишний раз поднять руку. «Все хуже и хуже… – подумала она. – А прошлой зимой каково было? Думала, помру… Нет, мы еще поскрипим…» Она прислушалась к тому, что происходило в комнате сына. Делон, судя по звукам, встал. «Что он делает? – подумала Тамара. – Марширует, что ли? Вот болван-то, прости Господи!» Делон, расхаживал по своей комнате взад-вперед. «Гуляет… Сколько денег теперь псу под хвост!» – в сердцах подумала Тамара. Потащилась в кухню. С трудом сварила кофе, уселась за стол, отхлебнула горькой горячей жижи. Поморщилась, обжегшись, поставила чашку.
«Будто с похмелья, – думала она. – И утро-то какое… Серым-серо! Что за сентябрь! Дожди, дожди, дожди… А начиналось-то солнышком…» Она смотрела за окно. Там снова собирался дождь. Она вздохнула.
В кухню вошел Делон.
– Садись. Кофе попей, – велела она.
Он сел за стол, не глядя на нее. Вытащил сигарету, закурил. Тамара смотрела на сына и не узнавала его. Как осунулся, похудел за эту ночь! Впалые щеки, тень черной щетины на них, ввалившиеся синие глаза, тускло смотрящие из-под опущенных ресниц. Ресницы казались теперь еще длиннее и чернее на бледном лице. «Как у девочки, – подумала Тамара, глядя на него. – Никто не знает, только я одна, что характер у него девчачий… Ему бы нарядиться да пройтись, да чтобы все на него смотрели… А больше ничего не надо… Дурашка мой…»
