– На мужиков я не рассчитываю, – Алина через силу ответила ей такой же улыбкой. – Потом себе дороже обойдется.
– А зря, – заметила та. – Честно говоря, если бы не мой муж, я бы никогда не открыла этот магазин. Спрашивается, где бы я взяла деньги? Связи-то у меня были. Он сам захотел, чтобы я занялась делом. Поверил в меня, помог. Хотя нам и так всего хватало – с головой!
Она провела над затылком ладонью.
– Просто не хотел, чтобы я сгнила на кухне. Вот такой у меня золотой мужик. Кстати, Алиночка, ты не замужем?
Алина ответила, что нет. Эти разговоры ей не нравились. Когда на работе начинали говорить о своих мужьях, детях и любовниках, она сразу замыкалась и принимала такой замороженный вид, что никому не хотелось ее расспрашивать. Но тут увернуться было невозможно. Всего три женщины. Некуда спрятаться. Это был первый недостаток, который она отметила в своей новой должности.
– Ну и правильно, – поддержала ее Вероника. – Ты же еще совсем девочка. Я, например, выскочила замуж в восемнадцать лет, и что получилось? Прожили всего полгода, потом развелись.
– А мой у меня второй, – заметила Надя. – И я думаю на этом закончить.
– А мой у меня – третий! – весело отпарировала Вероника. Она убрала носовой платок и блаженно потянулась. – И это еще не предел…
Все трое рассмеялись. Алина – довольно натянуто.
– Да, Надя, мы с тобой уже старые, – весело продолжала Вероника. – Наше поколение даже не думало, что можно прожить без мужика. А ты посмотри на молодежь – вот на Алиночку! Живет одна и прекрасно себя чувствует!
– Ну у нас сейчас все как на Западе, – заметила та. – Там все женятся после тридцати. А до этого живут с кем-нибудь так – для души.
– Наверное, это правильно.
Алина перестала прислушиваться к разговору. Тема давно навязла у нее в зубах. Все женщины, которым она признавалась, что никогда не была замужем, говорили приблизительно одно и то же. Что она, конечно, права, что они бы и сами не отказались отдохнуть от своих семей, что сперва нужно сделать карьеру, а уж потом думать о браке… Но как это говорилось! Какие у них были взгляды – снисходительные, чуть ли не насмешливые! Какие улыбки – в них сквозило плохо скрытое сострадание, как будто Алина была увечной калекой, достойной жалости и сочувствия… И хорошо, если это было только сострадание. Чаще она улавливала в этих взглядах и улыбках злорадство. «Они очень довольны – а как же! Я красивее многих из них, у меня есть хорошее образование, я всегда элегантно одета, самостоятельна… А при этом не замужем. И даже сожителя, друга у меня нет. Значит, они – пусть некрасивые, постаревшие, неухоженные – все-таки намного лучше меня! Только потому, что у них есть мужья!»
– Вероника, я хотела у вас спросить, – прервала она уже установившуюся беседу. Женщины разговаривали о проблемах, связанных с их капризными мужьями. К слову – мужья у всех почему-то оказывались капризными. Стоило послушать эти разговоры, и складывалось впечатление, что мужчины сговорились отравлять жизнь своим идеальным женам. – Если я не смогу достать всю сумму – можно будет переписать мою расписку так, что я буду должна всего две тысячи? На тех же условиях – пять процентов в месяц?
Вероника вздрогнула – ее грубо оторвали от любимой темы:
– А, ну конечно. Нет проблем. Но проценты все равно начнут начислять завтра.
– Я согласна.
Они допили чай, и Алина вымыла посуду. Это в ее обязанности не входило, но она была здесь самой молодой и потому внутренне согласилась с тем, что такую работу должна выполнять сама. В будущем, когда появятся продавщицы, возможно, это будет делать одна из них. Девушка старалась сейчас как можно лучше думать о своем будущем, потому что настоящее радовало ее мало.
Родители были дома. Отец сразу понял, зачем она пришла. Он без предисловий отозвал дочь на кухню, прикрыл дверь и достал из кармана тугую толстую пачку:
– Вот, бери. Понятия не имею, как я буду возвращать долги, но все равно… Бери!
Алина взяла деньги. Ей хотелось сказать отцу что-то очень теплое, но она не могла подобрать слов. И снова чувствовала себя маленькой девочкой, которой подарили игрушку на день рождения.
– Мама тебя отговаривала? – сдавленно спросила она.
– Еще как. Но это было вчера, а сегодня она молчит.
– Папа, я обязательно верну деньги. Вот увидишь – очень скоро! Мы открываемся буквально на днях!
– Я тебе верю, – рассеянно ответил отец. – Я не об этом думаю.
– О Маринке?
Он кивнул:
– С ней творится что-то нехорошее, а она врет. Вот это мне и не нравится. Она стала совсем, как ты.
Алина вспыхнула – ей даже стало больно от краски, залившей лицо и шею:
– Я никогда вам не врала! То есть… Со мной никогда не случалось ничего страшного! Я всегда могла справиться сама.
– Ну да, – рассеянно ответил отец. – А вот с ней происходит что-то нехорошее… Она всегда нам все говорила, а теперь слова не вытянешь. Мать ей звонила днем, она взяла трубку. Поговорили минуты две, не больше. Так ничего и не сказала.
Марина, оказывается, продолжала держаться своей версии о попавшей в беду подруге. Это звучало по-прежнему неубедительно, но когда мать заявила, что пока та не скажет правду, денег ей не дадут, Марина заплакала. Заплакала по-настоящему – мать не могла ошибиться даже по телефону. И бросила трубку.
– Аля, ты к ним не возвращалась? – спросил отец. – Сдается мне, ты не могла так просто от них уйти.
Алина все еще держала в руках пачку денег. Здесь были и доллары, и рублевки. Пачка была увесистой, приятно тяжелой. Стоит ей рассказать, как все обстоит на самом деле – отец немедленно пожалеет, что не отдал эти деньги старшей дочери. Да и она сама… Разве Алина не колебалась, прежде чем их взять? Ей угрожала всего лишь выплата процентов. Семье ее сестры – нечто более страшное. И все-таки ничто на свете не смогло бы заставить Алину отдать эти деньги сестре.
Она покачала головой:
– Вернуться я вернулась, но они ничего мне не сказали.
– Так я и думал, – вздохнул отец. – Ну что ж, пусть молчат. Мать им не перезванивала – я запретил. Если захотят сказать правду – пусть звонят сами. Насильно в душу не влезешь… Кстати! Тебе сегодня тоже кто-то звонил.
– Кто? – невнимательно спросила Алина. Она укладывала в сумку деньги.
– Какой-то мужчина.
Девушка нахмурилась и подняла глаза:
– Мужчина? Постой… Сюда?
– Да, как ни странно.
– Я здесь уже сто лет не живу! Точно, спрашивали меня? Это не ошибка?
Отец сказал, что сам снял трубку. Спросили Алину. Голос был молодой. Звонивший не представился, а он не попросил этого сделать. В конце концов, это личное дело позвонившего – называть свое имя или нет.
