– Ненавижу бабские коллективы, – неожиданно заявила Светлана, выслушав ее гневное замечание. – У всех амбиции, а таланту – на грош! Вот ты, Полыхало, чего в пятую позицию становишься? Редактируют твой бред, так скажи спасибо! По-хорошему, этому мусору место в помойке.
– Этот мусор предложили вы сами! – взвилась Кристина. Она издевалась над своей работой, называя ее низкопробным сочинительством и литературным конвейером, но посторонних насмешек над своим творчеством не терпела. – Вторую неделю пишем по вашему сюжету!
– То-то, что писать надо уметь! – Черные маленькие глазки начальницы были бесстрастны и холодны, словно в ее жилах текла кровь пресмыкающегося. – Ты, Полыхало, себя Даниэллой Стил не воображай.
– Очень надо! – возмутилась та. – Нашли гения…
– Если бы ты умела писать, как она, – беспощадно заявила Светлана, – ты бы имела в месяц миллион долларов, а не твою жалкую тысячу. А пока сидишь здесь на ставке – будь добра, не демонстрируй свою дурость! Серию читать невозможно.
– Только мою или вы вообще всеми недовольны?!
– Да все вы тут хороши, – отчего-то вдруг подобрев, заметила редакторша. – Ладно, займемся делом.
В любой другой день Катя попробовала бы остановить расходившуюся подругу – дернуть ее за рукав, пнуть под столом, шепнуть: «Не кипятись!» Две южные крови – армянская и украинская – мешали Карине относиться к чему-либо спокойно, а оскорблений она вообще сносить не умела. Однако сегодня Катя ни во что не вмешивалась. Она едва прислушивалась к перепалке, глядя на экран своего ноутбука, но видела не текст, ставший камнем преткновения, а лицо погибшей девушки. Оно вспомнилось ей с удивительной ясностью, словно выхваченное из прошлого лучом прожектора, и в этом сильном свете показалось ей еще красивее. Теперь от него не отвлекала ни современная одежда, ни резковатый, довольно вульгарный выговор девушки – Катя видела только лицо и только теперь понимала, что встречать подобный образец классической красоты ей еще не доводилось никогда. «Разве что в музеях, среди статуй и картин, но там это мрамор, масло, а здесь – живое дыхание, плоть и кровь… Какой ужас, какая жалость, что такая красота погибла! Что же там случилось, за стеной?»
Когда сценаристы спустились в столовую, обиженная Карина сделала попытку сесть за другой столик, но Катя, наконец опомнившись, выхватила у нее поднос и поставила рядом со своим:
– Еще не хватало нам с тобой ссориться!
– Я не ссорюсь, – заметила та, усаживаясь за стол. – Просто ты нынче вся в себе. Не хочется мешать, еще нарвешься на грубость. Мало мне мадам Милошевич!
Такую громкую фамилию носила редакторша, и в первые дни после ее воцарения это было поводом для шуток. Однако Светлана умудрилась нагнать на сценаристов такого страху, что веселье быстро сошло на нет. Она и сама по себе сделалась пугалом, фамилия оказалась лишним довеском.
– Я все думаю об этой девушке… – призналась Катя, удрученно разглядывая тарелки на подносе. Есть ей не хотелось совершенно. – Сама не ожидала, что меня это так заденет. Понимаешь, это все равно, как если бы на моих глазах драгоценную статую разбили или знаменитую картину кислотой облили. И так в этом мире красоты все меньше, и вот сегодня еще частица погибла. Почему, зачем? Я уверена, там какая-то нелепость.
– С ума сойти, – проговорила Карина, с усилием проглотив плохо пережеванный кусок. Стычка с начальницей отнюдь не лишила ее аппетита. – Я думала, ты заговоришь о Сереже, а ты о… И все утро только о ней думаешь?!
– Она просто вышибла его у меня из головы, представляешь? – Катя с изумлением поняла, что говорит правду. Она так мало думала о Сергее, словно их разрыв произошел по меньшей мере год назад. – Наверное, если бы не она, я бы пришла с опухшими глазами. Что скрывать, он меня смешал с грязью. Когда вот так бросают после двух лет, начинаешь себя презирать. Ищешь в себе недостатки, и понятно, находишь сразу кучу…
– Только вот этого не надо! – мигом пресекла ее самобичевание Карина. Она заметно ободрилась – подруга заговорила совсем как в прежние времена. – Никому эти твои самораскопки не нужны, и тебе самой меньше всех! Еще скажи, что он заслуженно тебя бросил! Сколько раз говорить – не смей раскисать, скажи себе, что он – барахло – и забудь!
– Вот именно, сколько раз… – иронично улыбнулась Катя этому наигранно-бодрому совету. – Когда тебя бросают и бросают, барахлом начинаешь считать себя. Да ты не переживай, я справлюсь. Справлялась ведь уже.
– Боже, куда мужики смотрят! – вздохнула подруга, возмущенно сдвигая густые брови, которых почти не касались щипчики. Эта черта придавала ее лицу диковатый вид, что, впрочем, очень ей шло. Карина вообще предпочитала стиль «саваж» – разбросанные по плечам кудрявые черные волосы, леопардовые узоры на одежде, экзотические украшения. Сегодня в ее ушах качались тяжелые золотые серьги, украшенные бирюзой и янтарем. Карина тряхнула головой, и дикарские подвески зазвенели. – Ты ведь хорошенькая, тебя даже твоя ужасная одежда не портит!
– Спасибо, – сдержанно отозвалась Катя, но подруга не заметила ее иронии.
– Знаешь, чем больше я узнаю мужчин, тем меньше хочу замуж! – заявила она, воинственно размахивая вилкой. – Ну, что это за хомо сапиенс, если их надо ловить на какие-то первобытные приманки! Прическа, тряпки, макияж, немножко вкусной готовки и много лести – и за это они простят тебе и плохой характер, и глупые разговоры, и лень, и истерики, и все, что захочешь… И еще скажут друзьям, что им сказочно повезло, а те, козлы, будут завидовать и пытаться тебя закадрить. А выйдешь из образа, перестанешь их морочить, покажешься в старом халате – непременно бросят!
– Ну, не все же такие, – робко возразила Катя, но подруга пришпилила ее к месту беспощадным замечанием:
– Твой опыт говорит, что все! И мой, кстати, тоже, только я их сама бросаю, когда становится невмоготу. Нельзя ведь жить с человеком, которого презираешь! Во всяком случае, я не могу. Даже за большие деньги. Давай пойдем сегодня в ресторан? Отметим твое освобождение!
– Да я и так всю ночь в ресторане просидела, отмечала… – Девушка отодвинула прочь поднос с обедом. – Не могу есть. Хочешь, забирай все себе. Угостишь меня кофе, и квиты!
Карина с удовольствием приняла предложение – аппетит у нее был, как она сама выражалась, варварский. За всю жизнь она ни разу не сидела на диете и тем не менее оставалась обладательницей эффектной фигуры. Пышная грудь, округлые бедра и тонкая талия – мужчины раздевали ее взглядами, подруги, сжав зубы, завидовали, сама же она, пожимая плечами, говорила, что такая фигура мешает ей спокойно жить и работать.
– Меня не воспринимают всерьез, – жаловалась она Кате. – Люди считают, что к такому бюсту мозги не прилагаются.
И Катя сочувственно кивала, думая при этом, что согласилась бы мириться с такой проблемой. Сама она пользовалась успехом только у определенного типа мужчин. Это были спокойные, серьезные, не склонные к авантюрам кавалеры лет сорока, и как на подбор все поголовно женатые. Сергей тоже относился к этой категории. Это был уже пятый ее роман, первый она завела ровно десять лет назад, и тому возлюбленному тоже было под сорок… «Такое впечатление, что я встречаю одного и того же мужчину. Это как в блюзе, когда повторяется одна и та же тема, в разных вариациях. Кажется, что-то новое, а на самом деле это уже было».
