Женщина была уже там. Надо было уходить отсюда, или же решиться и зайти в подъезд. Правая туфля жала невыносимо, Маша с трудом ступала на эту ногу. Она постояла, глядя на светящееся окно, потом медленно подошла к подъезду и потянула на себя дверь.
На пятом этаже было две двери. Ей пришлось ухватиться за перила — и виновата в этом была не стертая нога. Еще немного, она чувствовала — и огромная волна накроет ее, соленая волна, а ведь она так давно не плакала. Маша спросила себе — как давно? И ответила почти сразу: «Двенадцать лет».
С тех самых пор, как она бросилась бежать вниз по этой самой лестнице, из этой самой квартиры, перед дверью которой она сейчас стояла — тогда она заливалась слезами, ревела от стыда, боли и ужаса и до сих пор чувствовала на себе взгляд той женщины, и взгляд Игоря — матери и сына. Они стояли и смотрели на нее, когда она приподнялась на диване, шаря рукой по своей обнаженной груди, пытаясь застегнуть оторванные пуговицы на блузке, открывая рот, чтобы что-то сказать, но слова тоже оторвались, рассыпались, как пуговки от блузки, и попробуй-ка, найди их, когда на тебя так смотрят…
А потом было общежитие, и был Иван, и запах перегара на кухне, и грязное постельное белье, и мутное зеркало в ванной по утрам, когда она собиралась на работу, и любовники — пять или шесть, один за другим, что в общем-то немного для молодой женщины, потерявшей сердце. Но она больше не плакала — отчего ей было плакать?
Маша протянула руку и нажала кнопку звонка.
Она ждала так долго, что у нее в конце концов явилась мысль — эта женщина не откроет, она решила, что ее все-таки выследили. В таком случае, какой смысл звонить? Какой смысл делать все, что она делала до сих пор? Но за дверью вдруг раздался голос — испуганный и тихий:
— Кто там?
Маша не знала, что ответить — она не приготовилась отвечать и поэтому молчала дольше, чем было нужно. Голос еще тише и испуганней повторил:
— Кто? Я… Милицию вызову!
— Зачем это? — спросила Маша, и за дверью наступила полная тишина.
После длительной паузы голос спросил:
— Вы кто?
— Может, все-таки откроете?
— Нет, я не собираюсь открывать, — истерически зазвенел голос. — Вы там не одна?
— Я одна.
— Говорите громче!
— Вы меня что — плохо слышите? — Маша говорила все так же тихо. — Если я буду орать, сбегутся соседи. Вы этого хотите?
За дверью помолчали, потом сказали:
— А вы точно одна?
— Точно одна. Да откройте же, я хочу с вами поговорить.
— Я вас не знаю!
— А я вас знаю. Откроете вы или нет?"
Она явно допустила ошибку — женщина за дверью испугалась:
— Я не собираюсь пускать вас в дом! Я милицию вызову!
— Жаль, — ответила Маша. — Что вы к милиции-то прицепились? Ладно, давайте, вызывайте, если вы такая смелая.
— А чего мне бояться? — задрожал голос.
— Сами знаете чего."
За дверью снова замолчали, потом послышался шорох и голос сказал:
— Подойдите к «глазку», я хочу вас разглядеть Я вас не вижу.
Маша послушно встала перед «глазком» и простояла так добрую минуту, прежде чем услыхала:
— Не открою!
На этот раз в голосе был смертельный страх Маша насмешливо улыбнулась и заметила:
— А в метро вы не так боялись.
За дверью снова молчали — упорно, испуганно, и Маша вдруг поняла — женщина не шутит, она в самом деле близка к тому, чтобы вызвать милицию Но «глазок» оставался темным — на нее все еще смотрели. Маша подошла к двери поближе и тихо, но очень внушительно произнесла:
— Я же вам ничего не сделаю, хотя, конечно, могла бы. Сама думаю, как бы вы мне чего не сделали.
— Зачем вы пришли?
— Поговорить.
— А при чем тут метро?
— Я следила за вами, и вы меня видели. Зачем притворяться?
— Вы за мной следили?!
— Слушайте, — рассердилась Маша.; — Это глупо. Вы смотрели мне прямо в лицо! И я вам тоже!
Мы хорошо видели друг друга, вы все время оглядывались. А потом вы от меня убежали.
— Я от вас что?..
— Убежали!
За дверью послышался отчетливый вздох, и голос с сомнением произнес:
— Вы сумасшедшая?
— Не валяйте дурака! — резко ответила Маша. — Я не больше сумасшедшая, чем вы! И откроете вы мне, в конце концов?!
— А вы одна?
— Ой, как вы мне надоели… Одна, одна! Что сделать, чтобы вы поверили?
— Отойдите от двери, — попросил голос.
— В смысле?
— Стойте у соседней двери.
Маша сделала несколько шагов назад, не требуя больше объяснений. Женщина за дверью была так напугана чем-то, что спорить с ней было бесполезно — она никогда бы не открыла. Быстро защелкали замки, дверь слегка приоткрылась, оттуда стремительно высунулась темноволосая растрепанная голова, покрутилась во все стороны, обозревая лестницу, площадку, Машу, всунулась обратно и тут дверь приоткрылась пошире. Маша поняла, что это приглашение, и торопливо вошла.
В прихожей горел свет, и на кухне горел свет, и в большой комнате тоже. И в потоках всего этого света перед Машей застыла босая девушка в холщовых шортах и в растянутой майке. Девушка сложила ладони лодочкой и по-детски, растерянно, прижимала их к лицу, впившись в Машу расширенными светлыми глазами.
— Я дверь закрою? — спросила Маша.
Девушка кивнула. Маша закрыла за собой дверь, а когда повернулась, девушки уже не было. В большой комнате звякнуло что-то стеклянное. Маша замешкалась на минуту, ее не покидало ощущение — что-то здесь не так. Девушка смотрела испуганно, но дело было не в этом. Она смотрела на нее, как на привидение, и явно ожидала самого худшего, но все же впустила ее в квартиру. У нее был загнанный, полусумасшедший вид. Маша неуверенно пощупала голубой плащ на вешалке, громко спросила:
— Вы где?
— Здесь, — тихо раздалось из комнаты.
Маша прошла туда, увидела хозяйку квартиры — та в явном замешательстве металась по комнате, то хватая со стола пустую бутылку из-под водки, то задергивая штору, то снова прижимая к лицу ладони. Увидев Машу, она застыла, как зачарованный удавом кролик. Но и Маша застыла тоже. Она смотрела на девушку, та смотрела на нее. Наконец Маша сказала:
— Уберите вы руки, ради бога, уберите руки от лица!
Девушка послушно отняла руки. Маша шумно вздохнула, вглядываясь в ее лицо, сделала шаг в ее сторону, и девушка испуганно метнулась к окну. Оттуда она глянула на гостью, как смотрит на собаку кошка, собирающаяся взобраться на дерево.
