Он выговорил это без признаков прежней истерии – почти весело, предлагая разделить шутку. Я осторожно ответила:
– Нет, она этого не утверждала. Просто сказала, какая у него ориентация.
– А я думаю, что утверждала, – бросил Женя. – Ты просто не хочешь меня огорчать. Так вот, тебе еще не то про меня расскажут, если мы по-прежнему будем бегать друг от друга. А когда не знаешь правды, веришь всему. Тебе вбили в голову столько разной ерунды! Все, начиная с Ивана и кончая Еленой! – И горько добавил: – Только я не ожидал, что ты всему поверишь. А меня будешь считать вруном. Ну ладно. Так ты согласна?
Я не отвечала. Меня, как неудачливого новичка, решившего прокатиться на доске для серфинга, накрывало то одной волной, то другой. Мне представлялась свадьба – со всеми непременными атрибутами, в которых нуждаются, скорее, друзья и родственники, чем сами жених с невестой. Длинная фата, роскошное длинное платье, «букет невесты», лимузин, неизбежные пошлые тосты и столь же неизбежные обручальные кольца. И конечно, марш Мендельсона. Для меня это то же самое, что похоронный марш Шопена – нечто, может быть, красивое само по себе, но слишком обезличенное, заезженное, даже пугающее. А то представлялось совсем другое. Зал крематория, где звучала песня «Криденс» вместо похоронного марша. Драка в сугробе и лицо Жени, по которому вперемешку текли слезы и растаявший грязный снег. Лестница, заставленная мешками, темная подворотня. Белое лицо, неожиданно появившееся в окне. Крик Романа – яростный и бессильный – «стой!». И то, как я билась то в одну дверь, то в другую, загнанная в ловушку, уже почти ни на что не надеясь. И на Женю в том числе.
– Ты выйдешь за меня замуж или нет? – настойчиво повторил он. – Неужели нельзя ответить?
Я облизала пересохшие губы. Они показались мне горячими, язык был непослушным, будто чужим. И ответила, что пока не решила. Что это слишком не-ожиданно. Нужно подумать.
Женя рассмеялся:
– Неожиданно?! Ну ты даешь! Да ты два года могла об этом думать, неужели мало?
– Я не знаю, – вымученно ответила я. – Многое изменилось, как ты не понимаешь?
Он схватил меня за плечи и сильно тряхнул:
– Ты до сих пор мне не веришь?! Ты думаешь, я убил Ивана?! Какая чушь!
– Откуда тогда кровь в кабинете? – спросила я, пытаясь поймать его взгляд.
Огарок свечи, до сих пор горевшей ровно, расплылся в яркую восковую лужицу. Пламя вытянулось и прерывисто задрожало. В комнате стало светлее. Его глаза неожиданно показались мне очень светлыми и злыми. Потом раздался легкий хлопок и стало темно.
Женя отпустил меня:
– Рюмка лопнула.
– Да, – шепнула я. Мне было страшно. – Женя, ответь мне на один вопрос. В кабинете Елены Викторовны была кровь. Несколько пятен на ковре. Она не выдумала это, я видела их сама. Они появились вечером двадцать девятого. А после Нового года исчезли, хотя уборщица говорит…
– С чего ты взяла, что это была кровь? – спросил Женя.
– А что же еще?
– Да что угодно. Вино, например.
– Это было не вино, – как можно спокойней ответила я. – Она утверждает, что в кабинет никто не мог войти, не получив ключей у вахтера. Вахтер говорит, что никто их не брал. Никто.
В комнате сильно пахло гарью от фитиля. Женя помотал головой, встал и открыл форточку. Хлынула струя морозного воздуха, и я сразу закашлялась. Он обернулся:
– Я уже сказал тебе, что из себя представляет твоя ненаглядная Елена. Ей нельзя верить.
Я кашляла и не могла остановиться. Пришлось лечь и укрыться с головой. Но даже под одеялом, вдыхая теплый воздух, я продолжала кашлять. Женя тронул меня за плечо, спросил, не заболела ли я. Потом закрыл форточку. Отдышавшись, я сказала, что завтра весь день проведу в постели.
– Ну и хорошо, – согласился он. – Я, правда, уеду, но постараюсь вернуться пораньше.
Он снова лег рядом. Но я уже не чувствовала того блаженства, которое захлестнуло меня в первый момент, когда я ощутила его знакомое тепло рядом с собой. Мне было очень холодно.
– Давай договоримся, что завтра ты все обдумаешь и дашь ответ, – предложил Женя.
Он лежал на спине, подложив руки под затылок. Его острый локоть касался моего плеча. Я слегка отодвинулась. Впервые его прикосновение было мне неприятно.
– Договорились? – спросил он опять.
Голос прозвучал вяло, я слышала, что он засыпает. А через несколько минут его дыхание стало ровнее и глубже. Потом Женя застонал, резко перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку. Он спал.
А я еще долго не могла заснуть. Итак, мне сделали предложение. Наконец-то. Первый раз в жизни. Именно тот человек, которого я любила. И что же? Разве я чувствовала себя счастливой, окрыленной? Ничего подобного. Единственное, что ощущала, – страх. Уже привычный, но от этого не менее противный. Женя велел мне подумать и завтра дать окончательный ответ. А что я могла ответить? Что десять дней назад, до его ухода, я бы ответила «да», не раздумывая ни секунды? Что в последнее время у меня часто появлялось желание выцарапать ему глаза? Что были минуты, когда я ненавидела его по-настоящему? И что теперь я совсем ему не верю?
Я пыталась себя уговорить. Я хотела, чтобы утром, когда он проснется, можно было обнять его, поцеловать и сказать, что я согласна. Я приводила себе все аргументы «за» – что Елена Викторовна в самом деле могла оказаться обыкновенной интриганкой. У меня ведь уже появлялась эта догадка. Что она просто использовала меня, чтобы получить побольше компромата на своего компаньона. И я никак не могу судить о том, что на самом деле случилось с Иваном.
Но все эти аргументы разбивались о стену: я слишком хорошо помнила то утро перед Новым годом, когда Женя явился ко мне с условием – никому ни слова об Иване. И в это же самое время Ксении угрожал какой-то представитель студии. Ей и ее ребенку. Разве это можно забыть? Разве можно забыть, как Роман и Женя ломились в дверь, за которой я едва-едва успела от них спрятаться? Что бы со мной было, если бы я вышла? А если бы мне попросту не отперли эту дверь?
Я не выдержала и растолкала Женю, тряся его за плечо:
– Слушай, я хочу тебя спросить!
Он что-то сердито пробормотал и наконец неохотно откликнулся:
– Ну в чем дело? И не вставать в семь утра!
– Что вы вынесли в том свертке? Ну из восьмой квартиры?
– О Господи! – рявкнул он, обнимая подушку и не поднимая головы. – Да это было обычное барахло, Роман хотел отвезти его к себе домой!
– Барахло? Почему тогда с черного хода? Вы что, не знали, сколько там мусора? Почему нельзя было выйти с парадного?
– О мама, – простонал он. – Да случайно так получилось, у него машина стояла с той стороны!
– И Юля не сталкивалась с Романом? Как же так? Когда он пришел, она была в квартире!
